Елена Басманова - Карта императрицы

Впрочем, на сей раз Илья Михайлович не чувствовал ничего особо обременительного для себя в тех скромных услугах, которых требовал от него господин Крачковский. За одним исключением: в первый же день их случайной встречи, в начале марта, господин Крачковский вынудил его отвалить изрядный куш на реставрацию Екатерингофского дворца. Съездил Илья Михайлович в Имперскую Канцелярию и был принят весьма благосклонно, когда вынул денежки да объяснил свое благое намерение. А уж в Екатерингофском дворце те, кто пытался сохранить никому не нужную развалину и гниющие в ней раритеты, только что руки ему не целовали. Далее уж сам Крачковский и воландался с реставраторами, нанимал работников. Илье оставалось только ждать высочайшей благодарности за свое меценатство. Втайне Илья мечтал об ордене святого Станислава, который обычно и давали за благотворительную деятельность. Он представлял, как хорошо будет смотреться с золотым крестом под красной эмалью, с круглым щитком белой финифти, внутри которого вензель SS под зеленым венком. Илья только не мог решить, какой Станислав ему больше пойдет: первой степени, чтобы носить у левого бедра, на перекинутой через плечо муаровой ленте, что подчеркивало бы стройность его фигуры, или второй степени – на шею, от чего его лицо казалось бы еще значительнее.

За последние дни Илья получил от своего «благодетеля» больше удовольствий, чем неприятностей – прогулки, беседы, роскошные обеды и ужины в ресторане «Семирамида». Когда они разговлялись в «Семирамиде», Крачковский попросил взять на хранение саквояж. Почему бы и не нет? Дома Илья Холомков, разумеется, полюбопытствовал, что же внутри – заглянул и был разочарован. Так, какая-то свернутая тряпка, мягкая на ощупь, и более ничего... Вытаскивать ее из саквояжа Илья все-таки не решился, помня гневливый нрав своего властелина. Впрочем, еще через день в отдельном кабинете «Семирамиды» Крачковский, будучи в прекрасном расположении духа и изрядно под хмельком, шутил, на что-то намекал, скабрезничал, источал сальные улыбочки. Все это казалось Илье странным.

Буря разразилась вчера. Злой гений, господин Крачковский, попросил Илью привезти оставленный на хранение саквояж с тряпкой в Екатерингофский дворец. И требовалось-то только вручить проклятую кладь рабочим и дождаться, пока они вынесут ее обратно из обмазанной какой-то мерзостью комнаты.

Все сделал как нельзя лучше Илья Михайлович, да и судьба была к нему благосклонна – вместо того, чтобы коротать время с глупым инвалидом, присматривающим за дворцом, оказался Илья в обществе весьма соблазнительных барышень Муромцевых. Усадив барышень и их спутника в экипаж, Илья Холомков поинтересовался у инвалида, вынесли ли саквояж, и тот подтвердил, что да. Саквояж он обнаружил в коляске, куда его погрузили исполнительные работники. Довольный собой Холомков плюхнулся с разбегу на сиденье рядом с неэлегантным кожаным чудищем и, развалясь, велел извозчику ехать к дому, где квартировал Крачковский.

Господин Крачковский встретил Илью в состоянии крайне встревоженном, сам, будучи обряженным в бархатный, расшитый драконами халат, – выскочил в прихожую, сразу же выхватил из рук Ильи саквояж и устремился в гостиную. Но вместо слов признательности и благодарности Илья еще из прихожей услыхал громкие ругательства и проклятия... Ничего не понимая, он ступил на порог гостиной и, похолодев, смотрел на своего вечного мучителя.

– Вы неисправимый болван, господин Холомков, тупица, кретин, – шипел Крачковский, надвигаясь на оторопевшего Илью. Брюшко поляка слегка колыхалось, длинные кривоватые ноги ступали размеренно и звучно. – Что вы мне привезли, черт вас побери?!

– Да в чем дело? – обрел дар речи Илья,

– Он еще спрашивает! – Крачковский от бессильной ярости сжимал пальцы в кулаки. – Привез мне целый чемодан медицинских железяк и склянок. Разве это барахло находилось в саквояже, который я тебе поручал?

– Нет, там была ткань, – пролепетал Илья.

– Засунул-таки нос, так я и знал... Так куда же ты дел, негодяй, эту самую ткань?

Илья на всякий случай отступил на шаг назад, опасаясь, что Крачковский пустит в ход кулаки.

– Возможно, произошла случайная замена, – попробовал он прояснить ситуацию, – и доктор Коровкин взял не свой саквояж...

– Доктор Коровкин лопух, – взвился Крачковский. – А ты? Ты, Илья? Ты же не из простаков. И знаешь, почем фунт лиха... Как же ты так обмишурился?

Илья Михайлович стоял, опустив глаза. Разве он мог сказать этому наглому уроду, что о саквояже он думал меньше всего, потому что рядом была обворожительная Брунгильда Николаевна Муромцева, и она подавала ему робкие знаки своего расположения, и в голосе ее звучали волнующие нотки, намекающие на возможность райского наслаждения...

– Вы, господин Крачковский, должны были дать мне более четкие указания. Объяснить, как ценен для вас ваш саквояж и засунутая в него тряпка...

Илья решил перейти в наступление.

– Объяснить? – взвился Крачковский. – Может быть, тебе объяснить и то, что эта тряпка, как ты ее называешь, стоила жизни бедной женщине, и только природная изворотливость моего ума помогла мне сбить с толку ищейку Вирхова?

Имя Вирхова, известнейшего петербургского следователя, на счету которого числилось не одно раскрытое громкое преступление, было известно Илье Михайловичу. Он насторожился.

– Эх, надо было мне не бросать баранью кость, а прихватить с собой, чтобы трахнуть ей тебя по башке!

– Вы... вы... баранья кость...

– Я. Я. Я. – передразнил его Крачковский. – И ты... ты... ты... – сообщник и укрыватель краденого. Доходит?

Илья Михайлович был на грани обморока.

– Что же делать? – непроизвольно вырвалось у него.

– Убираться отсюда вон, – серые глазки Крачковского злобно блестели. – Забирай коровкинскую рухлядь и отправляйся сию же минуту, пока он не очухался, к нему да верни ему его сокровища, небось он и вознаградит тебя ненужной ему тряпкой... Вечером встретимся в «Семирамиде».

Илья Михайлович взял саквояж и оставил гостиную, на стенах которой вместо привычных картин и гравюр висели плоские застекленные ящики с коллекциями мертвых бабочек и жучков. Его потрясение было столь велико, что двигался он как во сне. Решив, что доктора Коровкина днем дома не застать, он отправился в «Данон», где славно пообедал, не отказав себе в коньячке. Потом отправился в Пассаж, где любезничал с хорошенькими дамами и барышнями. Проклятый саквояж он таскал с собой.

Илья, конечно, собирался ехать к доктору Коровкину, но прежде решил заглянуть в свой особняк, побыть в уединении. Но дома Илью Холомкова ждал еще один удар.

Сидя за письменным столом в кабинете, он хотел выкурить сигару, выдвинул верхний ящик, где хранилась сигарная коробка, а за ней, в тщательно замаскированном тайничке, стопка фотографий... И покрылся холодным потом... В его отсутствие в его столе кто-то рылся! Он проверил тайник: фотографии весьма фривольного содержания, изготовленные по его заказу одним ловким проходимцем, негативы которых хранились здесь, исчезли... С их помощью он будил дремлющее воображение юных дев. И ведь Катенька Багреева, казалось ему, готова была очутиться в его объятиях, в ситуации, сходной с изображенной на посланной ей фотографии. И с Великим Князем он неплохо придумал – отвел подозрения от себя...