Елена Басманова - Карта императрицы

Илья обвел глазами убранство кабинета; на высоком столике, где стояли часы с музыкой, заключенные в корпус из красного дерева, отсутствовала еще недавно красовавшаяся там гипсовая женская ножка, забавный дар Крачковского.

Холомков вызвал прислугу выяснить, кто заходил в дом. Экономка, горничная, кухарка, швейцар, дворник клялись, что никого не впускали, никто и не заезжал. Но Илья Михайлович, слушая их, не верил клятвам. Изнуренный страхами он выгнал вон из кабинета прислугу, открыл бутылку рома и выпил залпом большую рюмку.

Илья Михайлович опасался, что выскользнуть из расставленных сетей ему не удастся ни при каком раскладе. С бутылкой и рюмкой в руке он переместился на мягкий, изготовленный по современной английской моде диван, спинка которого завершалась богато оформленной полкой, где он выставлял подарки влюбленных дам: порой весьма дорогие безделушки, и сам не заметил, как глаза его сомкнулись, голова откинулась на мягкие сафьяновые подушки, и он погрузился в тяжелый глубокий сон... Он не слышал, как выпала из разжавшихся пальцев бутылка, как покатилась по дивану и мягко упала на пушистый ковер, заливая светлый узор...

Это все было вчера; сегодня, проснувшись довольно рано, Илья Михайлович понял, что прямая опасность ему не грозит, и решил ехать к доктору Коровкину. Дома или нет господин Коровкин, затягивать визит к нему нельзя – Крачковский с Ильи шкуру спустит. И так удивительно, что еще не ворвался в дом, – вчера-то Илья в «Семирамиду» не прибыл...

Когда его фаэтон остановился у парадного входа дома по Большой Вельможной, где проживал доктор Коровкин, Илья Михайлович почему-то перекрестился и, спустившись на тротуар, медленно двинулся вперед.

Размеренно, стараясь не сбить дыхание, он поднимался по широкой мраморной лестнице. Оказавшись у двери, рядом с которой висела начищенная медная табличка «Коровкин К. К. Частнопрактикующий врач», Илья Михайлович перекрестился еще раз и нажал на кнопку звонка.

После короткого ожидания в уютной светлой прихожей, освещенной бронзовым светильником с матовым розовым колпаком, прислуга провела разоблачившегося Илью Михайловича в не менее уютную гостиную, где навстречу гостю поднялась с кресла-качалки Полина Тихоновна, случайное и беглое знакомство с которой у Ильи состоялось года два назад.

– Добрый день, дражайшая Полина Тихоновна, – расцвел улыбкой Холомков, – Христос Воскресе.

– Воистину Воскресе.

Пожилая дама улыбнулась, но при этом сделала шаг назад.

– Дома ли уважаемый Клим Кириллович? – спросил, излучая скромную учтивость, гость.

– К сожалению, уехал по вызову, – ответствовала Полина Тихоновна, – да вы проходите, садитесь. Быть может, и я смогу вам чем помочь... – Указав гостю на стул, тетушка Полина расположилась на диване. – Чем обязаны, дорогой Илья Михайлович? – спросила она. – Давненько мы с вами не виделись.

– В этом нет моей вины, обстоятельства превыше нас, – галантно ответил Холомков, обводя взглядом розовато-коричневую гостиную, бесхитростные картины на стенах, столики и этажерки, покрытые белоснежными кружевными салфетками. – А перед вами время бессильно.

Последнюю фразу он произнес автоматически, тысячу раз она слетала с его языка, как пущенная стрела в поисках жертвы.

Полина Тихоновна тщательно скрывала от всех свою симпатию к обаятельному молодому человеку: при прежних встречах с Ильей Михайловичем она подметила у него те незабываемые черточки, жесты, интонации, которые четверть века назад она так любила в предмете своего обожания – гусаре Налетове... И незабвенный гусар говорил многозначительные слова, и стихи читал, и записки слал... а потом вдруг женился на богатой полковничьей вдове...

– Милая Полина Тихоновна, – сказал, выразительно подчеркивая каждое слово, гость, – мы ведь вчера виделись с вашим племянником.

– Да, я знаю, – покорно подтвердила хозяйка, – Клим Кириллович мне рассказывал.

– А не рассказывал ли он вам о том, как мы там случайно обменялись нашими саквояжами?

– Нет, ничего не говорил, – опустила глаза Полина Тихоновна.

– А я чуть со смеху не умер, – улыбнулся Холомков, обнажив белоснежные зубы, которые так и хотелось назвать жемчужными, – приезжаю домой, открываю, смотрю, а там стетоскоп да лекарства...

– Действительно, странно, – натянуто ответила хозяйка, – Клим Кириллович мне ничего не сказал.

– Вот я и привез вам, милая Полина Тихоновна, сокровища вашего племянника, извините великодушно за вторжение. В надежде получить свой.

Холомков выжидательно уставился на явно смущенную пожилую даму.

– Клим Кириллович уехал по вызову. Боюсь, будет конфуз, когда он у ложа больного откроет саквояж и не обнаружит там самого необходимого!

– Так, может быть, я еще могу успеть и спасти его репутацию? – Холомков встал и снова обворожительно улыбнулся. – Далеко ли он уехал?

– Да как вам сказать, – протянула Полина Тихоновна, – не так уж и далеко, в дом тайного советника Шебеко... Но может быть, по пути еще куда заглянул, вполне возможно, что еще и не доехал...

– Так я могу успеть и перехватить его! – воскликнул Холомков. – Будет замечательно, если смогу оказаться полезным такому приятному человеку, как ваш племянник... – Он встал. – Позвольте вашу ручку, мадам.

Опытный глаз Ильи Михайловича уловил, что сидящая перед ним женщина волнуется: это было видно по тому, как учащенно вздымалась ее грудь, обтянутая плотной тканью с трепещущими кружевами, по непроизвольным подрагиваниям губ, отводимым взглядам, легкому румянцу на еще свежей коже.

Полина Тихоновна с некоторой задержкой протянула гостю руку – сквозь тонкую кожу просвечивали голубые жилки, но сама рука была тепла и приятна...

Холомков на секунду придержал ее ладонь, затем медленно склонил свою русую голову и чуть долее приличного задержал прикосновение губ.

– Поспешите, дорогой Илья Михайлович. – Полина Тихоновна смущенно отвела взор от гостя. – И примите мою сердечную благодарность за вашу доброту и заботу.

Илья Михайлович двинулся к выходу и уже за дверью еще раз, с какой-то тайной мыслью во взоре, улыбнулся Полине Тихоновне.

Она дождалась, когда прислуга запрет за гостем дверь, подошла к телефонному аппарату и попросила телефонистку дать квартиру Муромцевых.

– Передайте Николаю Николаевичу, милая Маша, что только что за саквояжем ко мне являлся Илья Холомков. Я звоню в полицию!

Мария Николаевна Муромцева не стала говорить домочадцам о том, что сообщила ей Полина Тихоновна. Положив трубку, она отвернулась от аппарата и, не моргнув глазом, солгала:

– Звонила Полина Тихоновна, у них все в порядке, просила не беспокоиться.