Эбигейл Дин - Девушка А

— Ко мне? — изумилась я. — А кто?

— А спустись-ка — и увидишь. — И он сделал широкий жест в сторону гостиной, как конферансье, объявляющий новый экзотический номер.

Я положила книгу на бортик раковины и зашлепала по лестнице, к огням большой люстры и запаху только что съеденного рагу. Мисс Глэйд, стоявшая в центре комнаты в шапочке с помпончиком и в полупальто, выглядела немыслимо чистой. Я тогда впервые осознала, что она может существовать вне школы, заниматься другими делами по вечерам, ложиться в кровать с какими-то мыслями. Сейчас мисс Глэйд казалась ниже, чем в классе, но это из-за Отца: было у него такое свойство — люди рядом с ним как будто съеживались, уменьшались. Я скрестила руки на груди поверх пижамной кофты, изношенной настолько, что сквозь ткань просвечивали соски.

— Лекс совсем не обязательно присутствовать, я пришла поговорить с вами.

— Ну что вы, мы очень открытая семья, — ответил Отец.

Она очень старалась смотреть то на меня, то на Отца, но всякий раз ее взгляд невольно скользил по углам комнаты, в которых стояли мешки с мусором, по россыпям старых тряпок, башмаков, среди которых валялось несколько рваных мягких игрушек. На диване, сваленные грудой, лежали простыни Матери, жесткие от грязи.

— Привет, Лекс, — сказала она.

— Здравствуйте, — ответила я и, не доверяя этой новой вечерней мисс Глэйд, которая не желала со мной разговаривать, добавила: — А что вы здесь делаете?

Он взглянула на Отца, который уже ухмылялся, и ответила:

— Помнишь, я говорила о стипендии?

— Помню.

— Так вот, я хотела обсудить это с твоим папой. Стипендию и еще кое-какие вопросы. Ничего такого важного. И точно ничего такого, о чем тебе стоило бы переживать.

Отец расселся на диване и жестом предложил гостье сесть на свободную половину. Мисс Глэйд присела на самый краешек, как будто не хотела, чтобы наш дом хоть как-то касался ее. Она сжимала свои все еще красные от холода руки.

— Если вы не хотите, чтобы она слушала, нет проблем, — сказал Отец.

Мисс Глэйд посмотрела на меня печально и смиренно. Она словно хотела, чтобы я о чем-то догадалась по ее лицу, но я не понимала.

— Прости, Лекс, но мне нужно побеседовать с твоим папой наедине.

— Я поняла.

— Вот и хорошо. Тогда до завтра.

Эви давно спала, я лежала в кровати на одеяле, с включенным светом, настороже, отгоняя сон изо всех сил.

Я считала свою учительницу самым умным человеком из всех, кого знала, но вместе с тем она оказалась самым глупым. Мисс Глэйд смотрела так, будто боялась за меня, в то время как, оставаясь в гостиной один на один с Отцом, ей следовало бояться за себя.

О чем они тогда разговаривали, я так и не узнала, но уже через неделю мы переехали в Холлоуфилд. Я вернулась из школы и обнаружила, что вся семья собралась на кухне. Отец стоял, уперевшись ладонями в стол, Мать — рядом с ним.

— У нас теперь есть дом. Наш собственный.

На лице Далилы произошло мини-землетрясение — задрожали губы, задергались уголки глаз.

— Ненавижу тебя, — сказала она, сморщившись.

— Уже? — спросила я.

— Обстоятельства вынуждают, — ответил Отец. — Собираемся — свистать всех наверх!

Собирая вещи, мы словно бы делали вскрытие дому и нашему детству, проведенному здесь. Тут, под родительской кроватью, лежали простыни — на них мать рожала Итана; там — книга о Диком Западе, которую так и не вернули в библиотеку. Немытые бутылки из-под ликера — в них поселились семейства черных мушек. Сдвинув мебель с привычных мест, мы обнаружили самые отвратительные болячки дома. Коврик под моей кроватью оказался мягким и матовым — плесневые опухоли вздымались до самого матраса. Под колыбелькой валялись сгнившие пижамы, переношенные всеми нами по очереди и ни разу не стиранные. Стены в родительской спальне были продырявлены, и, подставив к отверстиям пальцы, я ощутила холодный воздух, проникающий внутрь.

В глубинах материнского шкафа я обнаружила блокнот, сморщенный, выгоревший, почти расклеившийся. Открыла его примерно на середине. Нескладный почерк — явно детский, но я не сразу поняла, чей именно.

Заметка 17

В субботу днем я ходила домой к миссис Бромптон. Она находилась в саду и была не прочь поговорить….

Я улыбнулась. Заметки Деборы. Контакты журналистов записаны на самой последней странице.

«Сейчас все эти люди уже, наверное, на пенсии, — подумала я, — а кто-то вообще умер. Интересно, она хоть кому-нибудь позвонила?»

Вряд ли. Блокнот был явно забыт, а не спрятан. Я кинула его в кучу мусора.

В свой последний день в школе на Джаспер-стрит я обняла на прощание Эми, Джессику и Кэролайн.

— Мы будем тосковать по тебе, — сказали они и утерли сухие глаза. (Я снабдила их отличной историей для будущих сеансов психотерапии — историю о чувстве вины, наивности и кошмарах; спустя годы всякий раз, когда кто-то неизвестный, но якобы близко знавший нашу семью вдруг оказывался в центре внимания, я гадала, не был ли это кто-то из моих бывших школьных подруг.) Мисс Глэйд испекла торт для всего класса, сверху украсила его раскрытой книгой и написала: «Удачи, Лекс!», — когда я его разре́зала, то обнаружила, что каждый корж разного цвета. Я представила аккуратный теплый домик, мисс Глэйд на кухне, в пижаме и кухонных рукавицах; я позволила себе побыть там чуть-чуть, вдохнуть аромат свежей выпечки, погрузиться в атмосферу пятничных обедов. Я еще не простила ей неожиданный визит в наш дом, но после торта решила все-таки постараться это сделать. После уроков она помогла мне собрать в пакет все, что лежало у меня на столе. Я взяла столько тетрадей, сколько влезало в школьную сумку, и перекинула ее через плечо.

— Постой-ка, Лекс, есть еще кое-что, — окликнула она меня уже у двери и вручила подарок, обернутый газетой.

— Это можно сейчас развернуть? — спросила я.

Она рассмеялась:

— Можешь развернуть, когда захочешь, Лекс.

Я потянула за скотч и разорвала обертку. Внутри оказались «Мифы Древней Греции» в твердом переплете, с иллюстрациями.

— Твои любимые, если я не ошибаюсь.

Я не знала, что сказать. Кивнула и раскрыла книгу посередине. На картинке были изображены подземное царство и Харон, который переправлял через Стикс Персефону, глядевшую на читателя из глубин акварели.

— Спасибо! — ответила я и, освободив в сумке побольше места, положила туда книгу.

Мисс Глэйд кивнула, затем подошла и обняла меня, коротко и сильно, а когда отпустила, мне показалось, будто она сама от себя такого не ожидала.

— Ты там береги себя, ладно? — сказала она.

— Ладно, — ответила я.

— Ну, ступай — а то мама будет ждать.

И я пошла по школьному коридору мимо ярких плакатов и школьных фотографий, мимо написанных от руки рассказов о школьной практике и сочинений на темы «Моя семья» и «Как я провел лето». В самом конце коридора, перед выходом на площадку, я обернулась. Мисс Глэйд, обняв себя за плечи, все еще стояла у двери и смотрела мне вслед. Я помахала ей рукой на прощанье, и она махнула в ответ.