Эбигейл Дин - Девушка А

Тот ободряюще кивнул.

— Как ты понимаешь, мы были очень щедры к тебе, — сказал мистер Коулсон-Браун.

«В общем, так оно и есть», — подумал Гэбриел.

Впервые он приехал в этот дом полжизни назад — на ознакомительный уикенд. Сидел на пышных упругих диванах и слушал о том, как сильно ему будут здесь рады. Опрятные комнаты в бежевых тонах он ошибочно принял за то место, где он мог бы жить. Гэбриел окинул взглядом деревянные подставки под горячее с деревенским пейзажем на них, хрустальных зверей, пианино, на котором никто так никогда не сыграл. Ни по чему из этого он точно скучать не будет.

Тем вечером он нашел блокнотик, оставленный ему Матильдой, забрался в свой вигвам и оттуда позвонил Оливеру Элвину.

Офис Оливера Элвина оказался совсем не таким, каким представлял его Гэбриел. Он располагался над магазином тканей. В приемной сидела женщина в больших квадратных темных очках и, просовывая под них салфетку, промакивала глаза.

Секретарь, девушка лет семнадцати, с ногтями, выкрашенными канцелярской замазкой, попросила Гэбриела подождать. Почитать ничего не нашлось, и он просто разглядывал помещение.

Оливер и его клиенты смотрели на него с фотографий в рамках. Никого из последних он не узнал. Через сорок минут от назначенного времени секретарь пригласила его войти; Оливер готов его принять. Из кабинета за это время, кажется, так никто и не вышел. Гэбриел поднялся, поправил галстук (который вообще-то был галстуком мистера Коулсон-Брауна и который он добрых полчаса завязывал и развязывал сегодня утром) и взял портфолио, собранное им на прошлой неделе. В самом начале он разместил фотографию, а под ней написал следующие слова: «Привет, я Гэбриел Грейси — тот, кто выжил».

Оливер был невероятно хорош собой, будто актер из мыльной оперы или модель, чьи фотографии можно отыскать на разных фотостоках. В кабинете витал аромат дорогого одеколона.

— Что-то может быть дешевым, — говорил ему Оливер, лежа в постели несколько лет спустя, — но только не костюмы и средство после бритья.

Какие конкретно вещи, по его мнению, могли быть дешевыми, Гэбриел так никогда и не выяснил — у Оливера все оказывалось дорогим. Винтажные «Роллекс», купленные у официального представителя фирмы; обувь и бумажник «Сделано в Милане»; самое выдержанное, насколько возможно, вино. Когда Гэбриел вошел в кабинет, Оливер сидел за столом в костюме сливового цвета и что-то печатал на «Макбуке». Головы он не поднял.

— Полагаю, у нас с вами назначена встреча, — произнес Гэбриел.

Оливер моргнул.

— Я — Гэбриел. Гэбриел Грейси.

— Да, конечно, — сказал Оливер. — Ну что ж, Гэбриел, расскажи о себе.

Он протянул ему свое портфолио, держа его обеими руками. Оливер взял папку, пролистал первые несколько страниц и бросил ее на стол.

— Я же попросил — расскажи о себе.

Что ему было терять? Он начал с Мур Вудс-роуд. Увидев, что Оливер слушает его — где кивая, а где покачивая головой, — Гэбриел приободрился, подсел ближе к столу и продолжил. Припомнив все те подробности, которые так жаждал услышать Джимми, — самый смак его истории, — Гэбриел выложил и их тоже. Закончив, он ощутил сперва воодушевление, а затем — неуверенность. Уставившись на свои колени, он ждал вердикта Оливера.

— Что же, ты определенно интересней, чем та девчонка Коулсон-Браунов, — подытожил Оливер. — Надо отдать тебе должное. И твой случай как раз в моей компетенции. Я уже занимался жертвами терроризма, теми, кто чудом избежал каких-то трагических событий, и теми, кто не избежал, — и все получалось.

Оливер нахмурился, подсчитывая что-то на пальцах.

— Скажу тебе честно — было бы лучше, если бы это ты всех спас. Если бы ты сбежал. Но здесь уж ничего не поделаешь. Хотя я вижу пару вариантов, которые можно обдумать. Давай посмотрим, что тут получится сделать.

И они посмотрели.

Он, Гэбриел Грейси, девятнадцати лет от роду, в столице, беседует со своим агентом. Они обсуждают мероприятия, которые он хотел или не хотел бы посетить («Как насчет слайм-вечеринок?» — спрашивает Оливер), есть ли какая-то возможность выйти на девочку А (никаких шансов) и размер причитающегося Оливеру вознаграждения (даже тогда он показался Гэбриелу чертовым грабежом).

Это дело они с Коулсон-Браунами отпраздновали лотарингским пирогом и французским шампанским.

Работа Гэбриела по большей части состояла в том, чтобы посещать различные конференции по борьбе с преступностью. В первый год «вращения» на этой орбите Гэбриела звали выступать на сценах, но со временем он уже просто садился за столиком в вестибюле какой-нибудь трехзвездочной гостиницы, перед ним ставили табличку с его именем, и он оставлял автограф на всяких вещицах. Его потрясло и встревожило то, насколько некоторые участники конференций осведомлены о его семье. Однажды вечером какая-то женщина выложила перед ним маленькую грязную футболку, которая, как она утверждала, принадлежала Эви. Он отшатнулся от нее, но быстро пришел в себя. Оливеру не понравилась бы его брезгливость, да и узнать, настоящая ли эта вещь, все равно было невозможно. Он вспомнил о коробке своих собственных вещей из дома на Мур Вудс-роуд, которая, запечатанная, хранилась на чердаке Коулсон-Браунов, и на мгновение задумался о том, сколько она может стоить.

Осенью, когда приближался Хэллоуин, спрос на Гэбриела возрастал, но эти мероприятия давались ему труднее. На конференциях по борьбе с преступностью он знал, что люди ждали его выступлений: когда он начинал говорить, в зале все замолкали. На хэллоуинских концертах шуму было куда больше, и его почти никто не знал. Он появлялся в университетах или в ночных клубах небольших и мрачных городишек. Смотрел на наряженную в причудливые костюмы толпу и осознавал, что большинство слушателей — его ровесники.

Им всем, как и ему, было по девять, когда полиция ворвалась в дом на Мур Вудс-роуд, и они тоже вряд ли много чего помнили из всей той истории. Он должен был говорить минут пять, а затем объявлять следующую группу, но на пять минут его редко хватало.

— Побольше жути, — просил его студент-организатор, — и чуть поменьше нытья.

Он ожидал, что шика в его жизни станет больше. Но номера в гостиницах чаще всего оказывались паршивыми, пиво — теплым, и все время лил дождь. В Лондоне или даже за границей он хотел общаться с журналистами, выступать перед полными залами. Он верил: его история может что-то изменить. В конечном счете он все-таки добрался до Лондона, но не ради того, чтобы вдохновлять толпу. Он перебрался в столицу, потому что влюбился в Оливера.

Это случилось в декабре, когда вся работа Гэбриела сошла на нет. Пустое письмо от Оливера в электронной почте с темой «НУЖНО ПОГОВОРИТЬ».