Люси Фоли - Список гостей

А потом Джулс наклоняется и цепляет огромный кусок торта. Улыбаясь перед камерами, она молниеносно швыряет его в лицо Уиллу. Это выглядит так же жестоко, как пощечина или удар. Уилл отшатывается в сторону, разинув рот, глядит на нее сквозь ошметки торта, кусочки бисквита и глазури падают на его безупречный костюм. У Джулс непроницаемое выражение лица.

На мгновение воцаряется напряженная тишина — все ждут, что же произойдет дальше. И Уилл прижимает руку к груди, изображая ранение, и ухмыляется.

— Пойду-ка я все это смою, — говорит он.

Все кричат, аплодируют, визжат и забывают о странности произошедшего. Все это — очередная часть церемонии.

Но я замечаю, что Джулс не улыбается.

Уилл уходит из шатра и направляется к особняку. Гости снова болтают и смеются. Возможно, я единственная обернулась, чтобы посмотреть, как удаляется жених.

Музыканты снова играют. Гости кружатся на танцполе. А я стою как вкопанная.

А потом свет погас.

Он прав. Теперь я никогда не расскажу Джулс.

Я думаю о том, как умело он все вывернул. Как заставил меня думать, что все случившееся — моя вина. Он давил на чувство вины, которое я испытываю с тех самых пор, как он с Джулс переступил порог нашего дома. Он заставил меня чувствовать себя маленькой, нелюбимой, уродливой, глупой, ничтожной. Он заставил меня ненавидеть себя и вбил клин между мной и всеми остальными, даже моей семьей — особенно моей семьей, — из-за этой ужасной тайны.

Я думаю о том, как он только что схватил меня за руку у обрыва. О том, что могло бы случиться, если бы не появилась Джулс. Если бы она увидела, все было бы по-другому. Но она не видела, и я упустила момент. Теперь, если я все расскажу, мне никто не поверит. Или обвинят меня. Я не могу этого сделать. Для этого я недостаточно храбрая.

Но я могу сделать что-то .

А потом свет погас.

Торта недостаточно. Это было как-то мелочно и жалко. Он меня подвел, и это уже не изменить. Как и все остальные члены моей чертовой семьи. Ради него я отбросила все свои тщательно продуманные меры предосторожности. Я стала уязвимой.

Я думаю о том, как он улыбался мне, когда мы разрезали торт, как соприкасались наши руки. Те самые руки, которые гуляли по телу моей сестры, которые… боже, даже представлять отвратительно. Думал ли он о ней, когда спал со мной? Неужели он считает, что я слишком глупа и никогда бы не догадалась? Видимо, да. И он был прав. Этот маленький факт делает ситуацию еще унизительнее.

Ну что ж. Он меня недооценивал.

Во мне поднимается ярость, заглушая шок и горе. Я чувствую, как она расцветает у меня под ребрами. Это даже приносит облегчение — ведь она стирает на своем пути все остальные чувства.

А потом свет погас.

Я снаружи, во тьме. Разразилась настоящая буря. Такое чувство, что из мрака постоянно что-то выползает. Я поднимаю руки, чтобы отбиться от этих существ. Но меня преследует это лицо, то самое, которое привиделось мне прошлой ночью в комнате. Большие очки, этот взгляд, брошенный на нас в последний день, за несколько часов до того, как мы его схватили. Мальчик, которого мы убили. Мы оба его убили. Но только одна из наших жизней была разрушена.

Мне не по себе. Пит Рамзи раздавал всякую дрянь, как мятные леденцы после обеда, — и наконец-то она дала о себе знать.

Уилл, чертов ублюдок. Зашел в шатер, будто ничего не случилось, будто его ничего не волнует, на лице — широкая улыбочка. Наверное, стоило убить его в той пещере, пока у меня еще оставался шанс.

Я пытаюсь вернуться в шатер. Вижу свет его огней, но он будто мираж… то ближе, потом все дальше. Я слышу шум, музыку, ветер треплет холщовые стены…

А потом свет погас.

Свет гаснет. Гости вопят.

— Пожалуйста, не волнуйтесь! — кричу я. — Просто генератор опять не справляется из-за сильного ветра. Свет появится через пару минут, оставайтесь на своих местах.

Я отмываю с лица торт в туалете «Каприза». Добраться сюда оказалось не так уж и просто, даже учитывая огни, ветер постоянно пытался сбить меня с курса. Но, возможно, мне нужно побыть одному, чтобы собраться с мыслями. Господи, глазурь у меня в волосах и даже в носу. Джулс окончательно взбесилась. Какое унижение. Потом я поднял глаза и увидел, что за мной наблюдает папа. У него всегда было такое выражение лица — когда объявляли состав первой команды на большой матч, а меня в нем не было. Когда я не попал в Оксбридж, или когда я получил те результаты экзаменов и они оказались слишком идеальными. Этакое мрачное удовлетворение, будто он все время был прав насчет меня. Я ни разу не видел, чтобы он мной гордился. И это несмотря на то, что я всегда старался быть лучшим, добиться всего, чего он хотел. Несмотря на все, чего я уже достиг.

То выражение лица Джулс, когда она схватила кусок торта. Твою мать . Она о чем-то догадалась? Но о чем? Возможно, она просто до сих пор бесится из-за того, что меня унесли из шатра и все пошло не так как она спланировала. Уверен, что дело только в этом, ничего больше. Или, если придется, наверняка я смогу ее в этом убедить.

Так быть не должно. Все вокруг внезапно стало таким шатким. Будто в любой момент может развалиться. Мне нужно вернуться и взять ситуацию под контроль. Но с чего начать?

Я поднимаю голову и смотрю на отражение в зеркале. Боже, спасибо тебе за это лицо. На нем не отражается ничего — ни капли стресса последних часов. Оно моя визитная карточка. Завоевывает доверие и любовь. Именно поэтому я знаю, что в конце концов всегда буду побеждать таких, как Джонно. Я стираю последние крошки с уголка рта, приглаживаю волосы. Улыбаюсь.

А потом свет погас.

Мужчины склонились над телом. Феми — в обычной, теперь очень далекой от них жизни, хирург — наклоняется над распростертым телом, силясь расслышать дыхание. Но это абсолютно бесполезно. Даже если за шумом ветра можно было расслышать хоть что-то, по открытым мутным глазам, разинутому рту и темному багровому пятну на груди совершенно ясно, что он окончательно и бесповоротно мертв.

Парни так сосредоточены на неподвижной фигуре перед ними, никто и не заметил, что они не одни, никто не заметил силуэт, который остался окутанный мраком. Теперь он выходит на свет их факелов, проявляясь из темноты, как некая ужасная древняя фигура — ветхозаветное олицетворение мести. Сначала они даже его не узнали. Первой в глаза бросается кровь.

Он будто в ней искупался. Она пропитала рубашку: она теперь скорее малиновая, чем белая. Его руки окрашены ею по самые запястья. Кровь у него на шее и на подбородке, будто он ее пил.