Люси Фоли - Список гостей

— Прости, Ифа, но мне правда нужно возвращаться в шатер.

— Нет, — говорит она.

Я смеюсь.

— В каком смысле «нет»? — я использую свой самый уверенный тон. — Слушай, у тебя нет никаких доказательств твоей теории. Потому что их не существует. Я очень соболезную твоей утрате. Не знаю, что ты сейчас задумала. Но что бы это ни было, ничего хорошего из этого не выйдет. Твое слово против моего. Думаю, мы оба знаем, кому поверят. Судя по всем записям, это был несчастный случай.

— Я знала, что ты так скажешь, — говорит она. — Знала, что так и не признаешься. И знаю, что ты ни о чем не сожалеешь. В конце концов, я же подслушала ваш разговор в пещере. Той ночью ты забрал у меня все. Моя мать тоже будто отправилась на тот свет. А спустя несколько лет папа умер от сердечного приступа, разумеется, все из-за горя.

«Я ее не боюсь», — напоминаю себе. Она никак меня не контролирует. У меня есть дела несколько поважнее, те, что могут иметь реальные последствия. Она лишь озлобленная, сбитая с толку женщина…

А потом я замечаю какой-то отблеск. Металл, точно. Во второй ее руке, которая не держит фонарь.

Я не смог его спасти.

Не надо было вытаскивать нож из его груди, теперь я это понимаю. Наверное, это только усилило кровотечение.

Я пытался все объяснить, когда они увидели меня во тьме. Феми, Ангусу и Дункану. Но они не стали слушать. Они держали перед собой эти горящие факелы как оружие, словно я был каким-то диким животным. Они все кричали и кричали, чтобы я бросил нож, чтобы я просто ПОЛОЖИЛ ЕГО НА ЗЕМЛЮ, и моя голова разрывалась от шума. Не удалось выговорить ни слова. Я не мог заставить их понять, что это не моя вина. Не мог объяснить.

Как я посреди шторма отходил от того, что дал мне Пит Рамзи.

Как погас свет.

Как я нашел Уилла в темноте. Как я наклонился над ним и увидел торчащий из груди нож, будто он просто оттуда вырос, лезвие вошло так глубоко, что его даже не было видно. Как я тогда понял, что, несмотря на все случившееся, я все еще люблю его. Как я прижал его к себе и плакал.

Остальные парни окружили меня. И держали как зверя, пока полиция не приплыла на лодке. Я видел по их глазам, что они меня боялись. Знали, что я никогда не вписывался в их компанию.

И вот полицейские на месте. Они надели на меня наручники. Они меня арестовали. Они отвезли меня обратно на материк. Они отправят меня домой, чтобы судить за убийство лучшего друга.

Да, я правда думал об этом в пещере. В смысле, об убийстве Уилла. Схватить первый попавшийся камень. И потом наступил момент, когда я правда об этом задумался. Тогда это казалось самым простым решением. Лучшей альтернативой.

Но я его не убивал. Я это знаю, хотя после той таблетки Пита Рамзи все и покрылось туманом, а некоторые вещи я и вовсе не помню. Меня даже не было в шатре. Как я мог схватить нож? Но полицию, видимо, это не особо заботит.

По крайней мере, я не считаю себя убийцей.

Вот только я и есть убийца, так ведь? Тот пацан, много лет назад. В конце концов, именно я его привязал. Уилл подбил меня на это, но сделал все я. И фраза «Я был слишком тупым, чтобы обдумать все последствия» не годится в оправдание, правда?

Иногда я думаю о том, что видел той ночью перед свадьбой. О той штуке, той фигуре, скорченной в углу моей комнаты. Очевидно, нет никакого смысла о ней кому-то рассказывать. Только представьте: «Да нет, это не я. Мне кажется, на самом деле Уилла заколол огромным хреновым ножом для торта призрак мальчика, которого мы убили. Да, наверное, именно его я видел в своей спальне накануне свадьбы». Звучит неубедительно, как считаете? В любом случае, скорее всего это плод моего воображения. Это имеет хоть какой-то смысл, потому что тот парень живет там уже много лет.

Наверное, меня уже ждет тюремная камера. Но если подумать, я был в заточении с того самого утра, когда начался прилив. И, может, наконец-то над нами свершилось правосудие за ту страшную вещь, которую мы сотворили. Но я не убивал своего лучшего друга. А это значит, что это сделал кто-то другой.

Я заношу над ним нож. Фредди я уверяла, что хочу затащить сюда Уилла только для того, чтобы поговорить. И это было правдой, по крайней мере, в начале. Возможно, я передумала из-за того, что услышала в пещере: отсутствие всякого сожаления.

За одну ночь разрушено четыре жизни. Одна грешная душа в качестве компенсации за одну невинную: вполне честная сделка.

Я надеюсь, что он увидит лезвие в луче фонаря. На мгновение я хочу, чтобы он — такой золотой мальчик, такой неприкасаемый — почувствовал хоть малую часть того, что наверняка испытывал мой младший брат той ночью, когда лежал на пляже, ожидая прилива. Тот ужас. Я хочу, чтобы этот человек испугался больше, чем когда-либо в своей жизни. Я все еще направляю на него фонарь, на его расширившиеся глаза.

А потом, за своего младшего братика, я пронзаю Уилла ножом. В самое сердце.

Я всколыхнула ад.

Наконец-то ветер затих. Приехала ирландская полиция. Нас всех собрали в шатре, потому что хотели приглядывать одновременно за всеми. Полицейские объяснили, что произошло. Кого они нашли. Мы знаем, что кого-то арестовали, но кого — неизвестно.

Удивительно, какими тихими могут быть сто пятьдесят человек. Люди сидят за столиками и разговаривают шепотом. Из-за холода и шока некоторые кутаются в термоодеяла, которые издают больше шума, чем голоса, — постоянно шуршат, когда кто-то двигается.

Я не перемолвилась ни словом ни с одним человеком с того самого момента, когда мы с ним стояли у обрыва. Такое чувство, что меня лишили возможности говорить.

Несколько месяцев я думала лишь о нем. А теперь мне сообщили, что он мертв. Особой радости от этого я не испытываю. По крайней мере, мне так не кажется. В основном я все еще в ступоре.

Его убила не я. Но я могла . Я помню, что ощущала в прошлый раз. Когда смотрела, как они с Джулс разрезают торт. И этот нож… Меня осенила мысль. Всего пару секунд. Но она зародилась во мне, я ее чувствовала, она была настолько сильная, что часть меня до сих пор думает: не убила ли я его, а потом просто вычеркнула это из памяти? Я не могу ни на кого смотреть, чтобы никто не увидел отблески этих мыслей на моем лице.

Я вздрагиваю от неожиданности, когда кто-то опускает руку на мое обнаженное плечо. Поднимаю глаза. Это Джулс, поверх ее свадебного платья наброшено термоодеяло. На ней оно смотрится как часть наряда, как плащ королевы-воительницы. Ее рот сжат в такую тонкую линию так, что губы почти исчезли, глаза блестят. Ее рука крепко сжимает мое плечо.

— Я знаю, — шепчет она. — О нем… и тебе.