Камилла Лэкберг - Серебряные крылья

Потом настал черед Рогера.

От него пахло сигаретным дымом. Он вел себя грубее. Я заметила, что ему нравится видеть мой страх, когда он с силой вошел в меня. Я охнула. Рогер не сводил с меня глаз. Все время смотрел на меня, словно ему хотелось видеть мою реакцию. Я ощущала полную беспомощность. Отвернулась, чтобы они не видели моего лица. Это вернуло мне хоть каплю веры в себя — так мне показалось.

Себастиан наблюдал, прислонясь к стене и покуривая сигарету. Я ненавидела его. Но более всего ненавидела себя — истосковавшаяся по любви, обрадовалась, как дура, когда старший брат пригласил меня с собой… Заметив, что я смотрю на него, Себастиан отвернулся и стал смотреть в окно. Только тут я заметила, до чего же он похож на папу. Как я раньше этого не видела?..

Помню, мне было лет семь. Я не поняла, что мама с папой поругались. Не слышала криков. Проснувшись среди ночи, схватила своего мишку и в полусне пошлепала в спальню мамы и папы. Я так иногда делала — забиралась в их кровать с маминой стороны, а она накрывала меня своими руками, повернувшись спиной к папе.

Уже стоя у ног их кровати, я поняла, что они не спят. Похоже было, что они борются. Папа держал маму за руки. Мама была голая. До этого я никогда не видела ее голой. Я не понимала, что происходит. Но увидела, что мама плачет.

Теперь, глядя на Себастиана, стоящего у окна, я увидела у него на лице то же выражение, как тогда у папы…

Через стены серого многоэтажного дома в пригороде Стокгольма слышались возмущенные голоса соседей и грохот включенного телевизора. Ильва сидела за столом в кухне, закрыв лицо руками.

Все ее тело тряслось. Она беззвучно плакала. Фэй гладила ее по спине, пытаясь утешить.

Только что уехала полиция. Выразила сожаление по поводу случившегося, составила протокол, пообещала сделать все возможное, чтобы задержать Яка. Тот дал Ильве номер своего мобильного телефона и сказал, что она сама узнает, когда пора позвонить ему. Затем добавил, что номер на него не зарегистрирован и что он включает телефон ненадолго, несколько раз в день. «Так что пусть полиция даже не пытается выследить меня», — заявил он Ильве, прежде чем уйти.

— Но он ничего мне не сделал, — сказала она и вытерла слезы, упорно продолжавшие капать. — Просто дал мне номер мобильного телефона и ушел. Даже не захотел взглянуть на Нору. Думаю, он… сделал все это только для того, чтобы заманить тебя.

Фэй поежилась.

Из спальни донесся детский плач. Невероятно, но факт — Нора проспала и попытки Яка вскрыть входную дверь, и визит полицейских. Однако теперь она проснулась.

— Я возьму ее, — мягко сказала Фэй.

Ильва не ответила.

Фэй поднялась и пошла в спальню. Рядом с аккуратно застеленной односпальной кроватью стояла раздвижная детская кроватка. Фэй осторожно приблизилась к Норе, которую раньше видела только по телевизору и на фото в газетах. Дочь Яка.

Сама она очень хотела еще детей от Яка, но когда забеременела, тот заявил, что ему вполне достаточно Жюльенны. Задним числом Фэй поняла — к тому времени он уже начал встречаться с Ильвой.

Як вынудил Фэй сделать аборт. Сейчас ей вспомнились мучительные часы, проведенные в больнице, когда рядом с ней была Крис, ибо Як даже не появился. Где он тогда был — с Ильвой или с кем-то другим?

Теперь это не имеет значения.

Нора лежала на спине, глядя на нее большими голубыми глазами. Вне всяких сомнений, она — дочь Яка. То есть единокровная сестра Жюльенны. Буквально копия своего отца. Некоторое время Фэй смотрела на нее как зачарованная, потом наклонилась, протянула руки, взяла и прижала дитя к груди.

— Все хорошо, все хорошо, — стала она утешать ее.

Нора притихла. Дала себя обнять. Пока Фэй несла ее в кухню, плач почти стих.

С девочкой на руках Фэй остановилась перед Ильвой. Ильва не должна здесь оставаться. Як может появиться в любой момент и ворваться в квартиру. Из соседской квартиры донесся новый крик. Внизу во дворе кто-то завел мопед.

— Сделаем так, — сказала Фэй. — Ты возьмешь у меня в долг, сколько тебе нужно, чтобы купить квартиру в центре. Вернешь, когда сможешь.

Ильва подняла глаза, переводя взгляд с Фэй на свою дочь, и открыла было рот, чтобы возразить. Фэй не дала ей ничего сказать.

— Это не обсуждается — строго деловое решение с моей стороны. Если ты останешься здесь, то будешь работать хуже, все время бояться, что Як появится снова. А поскольку в твои задачи, среди прочего, входит проверка потенциальных инвесторов «Ревендж», то это отразится и на мне. А ты уже показала, чего стоишь. Ты дала мне то, что было нужно, и проявила лояльность.

Ильва вяло улыбнулась:

— Спасибо.

— До того, как ты найдешь себе новую квартиру, думаю, Алиса не будет возражать, если вы с девочкой переедете к ней. Ей весьма одиноко в большом доме на Лидингё в те недели, когда дети живут не у нее. А там Як вас не найдет.

Ильва вытерла последние слезы.

— Отлично, — проговорила она. — Тогда я могу спокойно заняться инвесторами.

Фэй вздрогнула. Пока она не сказала другим, что Давид хочет инвестировать в экспансию «Ревендж» в США. Ильва предупреждала ее, что не стоит смешивать дела и личную жизнь, так что, возможно, они повздорят, если она представит Давида как одного из потенциальных инвесторов. Его предложение следует рассмотреть столь же тщательно, как и все остальные, и на тех же условиях — это важно для Фэй. Он появился последним, поэтому и оценивать его следует последним. Если до этого дойдет дело. Так много всего нужно решить…

— Сложи все самое необходимое, вызовем такси, и поедем к Алисе. А я тем временем позвоню ей, — сказала Фэй и уселась у стола с Норой на коленях.

Ей так хотелось в Мадрид… Там она перегруппирует свои силы, вернется в Стокгольм с четким планом, как устранить Яка. И остановить попытки Хенрика выкупить «Ревендж».

У Давида зазвонил мобильный телефон. И снова на дисплее возникло имя Юханны. Он вздохнул, положил телефон на стол экраном вниз и напустил на себя независимый вид.

Фэй улыбнулась ему, и Давид ответил на ее улыбку.

Они сидели в тапас-ресторане на красивой, вымощенной камнем площади неподалеку от Пуэрта-дель-Соль [31] Название центральной площади Мадрида. .

Солнце уже зашло, но вечер стоял жаркий. Между белыми фасадами эхом отдавались волшебные звуки музыки уличных музыкантов. На Фэй было тонкое платье цвета слоновой кости, а на Давиде — голубая льняная рубашка и тонкие брюки из хлопковой ткани.