Дреда Сэй Митчелл - Свободная комната

Через десять минут на улице появляется машина. Интересно, не уезжаю ли я из дома в последний раз? Алекс прав. Неизвестно, что может сделать Марта, но на этот раз я буду готова. Я сажусь в такси, и мы вдоль по улочке отъезжаем от моего дома. На перекрестке с главной улицей мы останавливаемся, чтобы пропустить транспорт. Я смотрю в окно и вижу, что Алекс припарковался в тупике. Он ждал меня. Он качает головой. Мне не удалось его обмануть; он знал, что я собираюсь сразу же вернуться в тот дом. Я отчаянно желаю, чтобы моя машина сдвинулась с места. Потому что в глубине души я хочу выйти из такси, сесть в теплую машину Алекса и уехать от всего этого подальше. Я кладу руку на ручку двери и едва не выхожу, когда такси наконец отъезжает. Я опоздала. Но рада этому.

Уезжая, я посылаю Алексу воздушный поцелуй.

Я иду по подъездной дорожке к дому с осанкой и походкой женщины, которая олицетворяет уверенность в себе. Мой талисман надежно и прочно закреплен на месте. Никто не сможет меня остановить. Дом сегодня выглядит внушительно. Трубы возвышаются над крышей, окна притягивают взгляд, гравий на подъездной дорожке острый и колкий до боли. Даже ключ на моем особенном клейме каменщика наполовину спрятан в тени. Он как бы предупреждает: не входи внутрь, если не готов к тому, что дом тебя поглотит.

Я тебя не боюсь . Кое-что этому дому не под силу: выплюнуть меня.

Тут я напрягаюсь. На мне чей-то взгляд, я его чувствую. Тихое мурлыканье кошки говорит мне, что за мной наблюдают не из дома Марты и Джека, а из другого места. Пэтси следит за мной проницательным взглядом до тех пор, пока я не подхожу к ней. Дэвис удобно устроился у нее на руках. Она гладит по шерстке своими страдающими от артрита пальцами.

Пэтси яростно набрасывается на меня со словами:

— Тебе повезло с Алексом, знаешь ли.

Я вздыхаю. Разговор с Пэтси нельзя было бы назвать настоящим, если бы она так или иначе не придралась ко мне.

— Я знаю, — таким грубоватым образом она желает мне добра, но я сосредоточена на другом.

Тетя Пэтси подходит ближе.

— Я видела, как тебя увезли на «Скорой». Настоящая свистопляска. Надеюсь, теперь ты в порядке?

— Да, все хорошо, — внезапно я мысленно переношусь в тот день, когда в последний раз видела их с Алексом. Как она расстроилась, когда заговорила о Джоне Питерсе и его семье. Как склонила голову и поспешно вышла из комнаты. Тогда, как и сейчас, у меня создалось впечатление, что она не рассказала всего, что могла бы. Что она скрывала и скрывает до сих пор какой-то секрет.

Я перехожу к делу:

— Что за человек был Джон Питерс? Он был хирургом-травматологом, не так ли?

Теперь она выглядит так, как будто я вынесла ей смертный приговор. В одно мгновение ее рука перестает гладить кота и вцепляется в него.

Пэтси быстро направляется к двери.

— Ну, мне нужно идти…

— Я жила в том доме. Или, по крайней мере, бывала там, — я выдыхаю и расправляю грудь. Говорить это вслух становится все легче, слова звучат все более естественно.

Пэтси внезапно останавливается. Поворачивается ко мне наполовину, округлив рот в форме буквы «О». Потом сдвигает брови и пристально смотрит на меня.

— Я помню всех на этой улице. И не припомню, чтобы раньше видела тебя.

— Расскажите мне, что вы знаете о том, что случилось с Джоном и его семьей в девяносто восьмом?

— В девяносто восьмом? — она пищит, произнося дату. Ее голова качается с такой силой, что я удивляюсь, как она не слетает с плеч. — Я не помню тот год. Да, я навещала дочку в Канаде…

— Почему вы не скажете мне правду?

Она резко разворачивается ко мне, и я замечаю, как покраснело и омрачилось ее лицо.

— Потому что не могу.

По моим венам разливается предвкушение, а сердце бьется с силой и мощью буйного пламени.

— Здесь только мы с вами. Больше никто не узнает.

Пэтси опасливо переводит взгляд на дом Марты и Джека. Только тут до меня доходит, что эту женщину что-то пугает до ужаса.

Я шепчу:

— Чего вы боитесь? Они вам угрожают?

Я вспоминаю публичный скандал из-за смерти Бетти. Джек гневно упрекнул ее в том, что она вызвала полицию, а Пэтси клялась и божилась, что не вызывала. В тот момент она была напугана тем, что Джек подозревал в этом ее. Что же здесь происходит?

Она переводит взгляд обратно на меня и нервно облизывает языком нижнюю губу. Дэвис трется головой о ее грудь. В конце концов она говорит мне:

— Я не хочу попасть за решетку.

— В тюрьму? — Я в замешательстве, в растерянности. — Я не понимаю.

Она снова подходит ко мне. Для пожилой женщины она двигается очень живо.

— Это он. Говорит мне, что, если я открою пасть про ее прошлые дела, он сдаст меня в полицию.

— Вы имеете в виду Джека?

Пэтси резко закатывает глаза.

— Ну, не папу же римского, — огрызается она. Тут ее лицо тускнеет. — Я сделала это только из-за боли.

Я сопротивляюсь сильнейшему порыву перебить ее, понимая, что она наконец-то открывается мне.

Пэтси машет рукой с согнутыми от артрита пальцами.

— Лекарства от артрита, которые мне выписал доктор, просто иногда не помогали, — ее грудь печально вздымается. — Вот почему я так скучаю по своей Бетти. Она знала, когда боль усиливалась, запрыгивала мне на колени и лизала руки, словно пытаясь ее прогнать. Мою боль действительно облегчало то, что он выращивает в саду.

— Вы имеете в виду марихуану?

Она кивает.

— Когда мы еще разговаривали, я рассказала ему о своем недуге. Он сказал, что у него есть кое-что, что может мне помочь, — ее лицо замирает от удовольствия. — О, это сработало. И вообще я почувствовала себя прекрасно.

Я пытаюсь представить себе образ Пэтси, курящей косяк перед камином.

— Конечно, он заманил меня в свою паутину, потому что я знала: то, что я курю, противозаконно. Когда я сказала ему, что засужу их из-за сада, он был в ярости. Сказал, что если я хоть слово скажу о том, что он выращивает, он сообщит им, что я его самый крупный клиент, — ее лицо выражает печаль. — Вот будет позор, если моя семья об этом узнает.

— Вы просто пытались спастись. Облегчить боль. За это копы не посадят вас за решетку. Они заинтересованы в поимке дилеров, а не потребителей.

Она крепче обнимает Дэвиса, оценивающе глядя на меня. Ее голос звучит тихо.

— В 1998 году семья Джона исчезла отсюда в одночасье. Так грустно, что он расстался со своей очаровательной женой. Такая милая женщина.

— Куда они уехали? — настаиваю я.

— По его словам, она бросила его ради кого-то другого и забрала детей с собой в Австралию. Странный случай. Но вот что я тебе скажу. Я знала этих детей и дарила им открытки на дни рождения. Прекрасные дети. Но когда я спрашивала у Джона их новый адрес, вместо того, чтобы отказать мне, сказать: «Я бы предпочел не давать его вам» или «Я его не знаю», он всегда говорил, что даст, но так и не сделал этого. Я раз сто спрашивала его. Но он так мне его и не дал. Странно.