Дреда Сэй Митчелл - Свободная комната

Он улыбнулся, проводя рукой по ее волосам, на которых не было крови.

— Папа — врач. Он знает, как лечить маленьких девочек, с которыми случилось что-то плохое.

Он мягко поцеловал ее в лоб. Затем осмотрел ее травмы. Порезы на руках и ногах были жестокими, но не слишком глубокими. А вот рана на ее маленьком животике была гораздо глубже, ее нанесли с намерением убить. Как Элис могла такое сделать? Порезы на подошвах ног у дочери со временем заживут. Хотя он не был уверен, что они потускнеют; кожа на ступнях могла заживать непредсказуемо. На ступнях столько нервных окончаний: эти раны, должно быть, заставляют его милую девочку ужасно страдать.

Когда он повернулся к двери, Марисса закричала слабым, испуганным голосом:

— Не бросай меня, папа. Пожалуйста, не бросай меня.

Он поспешно вернулся и успокоил ее еще одним поцелуем.

— Я уйду ненадолго. Папа тебя вылечит.

Он вернулся с врачебным чемоданчиком, который хранил в доме. У него дома всегда был дополнительный набор инструментов, чтобы сразу ехать на вызов в случае чрезвычайной ситуации. Он дал Мариссе все обезболивающие препараты, которые у него были, и вскоре стало понятно, что этого недостаточно. Пока он в течение следующих трех часов оперировал свою младшую и единственную выжившую дочь, она кричала от боли, даже прикусывала полотенце, которое он ей дал. Он ненавидел себя. Но что он мог сделать? Если бы он отвез ее в больницу, то возникли бы вопросы. Он не мог позволить, чтобы его прекрасную Элис очернили в прессе как мать, которая убила своих детей. Господи прости, но его любимой дочери придется пережить еще большую боль, чтобы он мог спасти свою жену. Это все его вина. Он виноват.

Тайны этого дома должны быть похоронены навечно.

Сейчас

— Во сне я чувствую впивающуюся в мое тело иглу и ощущаю ужасную пронизывающую боль, — говорю я своим ошеломленным родителям. — Это так больно. Я никогда не могла понять, как нож мог превратиться в иглу. Как он мог так со мной поступить?

Папа прижимает меня к себе.

— Он винил себя в том, что случилось. Зная Джона, я подозреваю, что он хотел, чтобы только его любящие руки лечили тебя.

— Я не понимаю, почему я ничего из этого не помню. Как я могла забыть?

Тут заговаривает мама:

— Ни один ребенок не хочет вспоминать то, как мать пыталась его убить и убила его брата и сестру. С такими ужасными воспоминаниями невозможно жить.

Папа добавляет:

— Это был настолько травмирующий опыт, что твой разум не смог его переварить. Хотя Барбара не знала, что именно случилось, мы оба решили выдумать несчастный случай на ферме, чтобы ты могла справиться с ситуацией. Мы решили, что если придумаем правдоподобный случай, который бы послужил для тебя объяснением случившемуся, то со временем ты свыкнешься.

— Вот только вышло иначе.

— Теперь твоя душа спокойна?

Я размышляю, прижимая ладонь к сердцу.

— Я не уверена. Но точно знаю, что для меня было важно узнать правду. Я больше не чувствую, что схожу с ума.

Я перевожу глаза на папу.

— Отведешь меня на могилу Джона Питерса?

Джону

Отцу

Мужу

Другу

Хирургу

Любителю жизни

Эти простые слова написаны на надгробии моего родного отца на кладбище в Северном Лондоне. Я стою у могилы Джона Питерса, спустя неделю после того как узнала трагические тайны дома с клеймом. Родители сидят в машине, оставив меня наедине с собой из уважения к моим чувствам. На улице сильный ветер, он треплет мои волосы, пока я стою в этом грустном месте. Я не знаю, как отношусь к Джону. Я — кровь от его крови, он был человеком, который помог мне войти в этот мир. Но он также был тем, кто подвел свою семью, позволив красивому личику вскружить ему голову. Я никогда не смогу простить его за то, что он лишил меня возможности навестить могилы остальных членов моей семьи. Где бы они ни были, пусть покоятся с миром и не знают больше никакой боли.

Я не принесла цветов. На мне нет траурной черной одежды. То, что я принесла с собой, я оставляю на его могиле.

Его прощальное письмо.

В машине мама с папой озабоченно смотрят на меня.

— Я в порядке, — уверяю их я. — Я чувствую, что готова смотреть в будущее.

Они долго смотрят друг на друга.

— Что такое?

Папа нерешительно отвечает:

— Дом никогда не принадлежал Марте Палмер. Она всегда думала, что дом ее, но твой отец напоследок посмеялся над ней. Он зарегистрировал его на имя компании под названием «MП».

Алекс сказал мне почти то же самое, только он предположил, что бизнес принадлежит Марте. Марте Палмер. М.П.

— Что ты хочешь этим сказать?

Мама говорит:

— Дом принадлежит ближайшей родственнице Джона. Этот человек — ты. Марисса Питерс.

Спустя четыре месяца

Я смотрю, как сотрудники фирмы по перевозке имущества упаковывают вещи из дома с клеймом и складывают их в большой фургон снаружи. Мне ничего из этого не нужно. Местный благотворительный магазин с благодарностью забирает все имущество. Я выставила дом на продажу, и теперь через неделю сюда переедет молодая семья. Я рада. Я хочу, чтобы этот дом снова стал семейным домом, где слышатся особые звуки детского смеха и игр.

Джека давно здесь нет. Все свидетельства того, что в саду когда-то была плантация марихуаны, исчезли. Я помогла ему вырезать и выкорчевать все незаконно выращиваемые растения до последнего зеленого листика. Я не знаю, где Джек сейчас. Не хочу знать.

— Лиза, — Алекс зовет меня, стоя в дверном проеме.

Он был со мной на протяжении всего этого пути, когда я так в нем нуждалась. Как друг и только как друг. Но какой друг! Лучшего я и представить себе не могла.

Я подхожу к нему, и мое лицо озаряет широкая улыбка. Но она соскальзывает, когда я вижу мрачное выражение его лица.

— В чем дело?

Алекс тянет меня внутрь дома, уводя с прохода, чтобы грузчик мог вынести стул. Он кричит работнику:

— Можешь попросить своих ребят сделать получасовой перерыв на чай?

— У нас почасовая оплата, — напоминает тот.

— Мы все оплатим, просто добавьте это в счет.

Мужчина кивает, и Алекс осторожно закрывает за ним дверь. Он мягко ведет меня в самое сердце дома, где на полу все еще лежит причудливый черно-красный ковер.

Я смотрю на него, а не на ковер.

— Что такое?

Он отвечает не сразу.

— Ты обращала внимание на этот ковер?

Мне не стыдно сказать ему правду:

— Я вставала на него. Здесь, в самом сердце дома. Мне сложно объяснить, но это помогало мне воспрянуть духом. Вроде как убедиться, что я твердо стою на ногах.

Теперь он выглядит огорченным, как будто ничего не хочет говорить. Но все же говорит, указывая на ковер: