Максин Чан - Восьмая личность

— Пора? — говорит она.

Я смотрю на часы.

— Еще пара минут, — отвечаю я.

— Мне нужно отвести Грейс к зубному.

— Как же так?

— Элла занята. А их мама так и не вернулась, ее нет в городе.

Она тянет шею сначала в одну сторону, потом в другую. Я замечаю, что она уставшая. Она даже не удосужилась смыть свой тревожный сон. Ее безразличный взгляд останавливается на картине маслом над моей головой.

Меня беспокоит ее нежелание принимать все всерьез. Отказ видеть потенциальную опасность их плана.

«Это не какая-то глупая игра! — хочется закричать мне. — Это не сериал, в котором все плохие парни получают по заднице!»

Она смотрит на картину, скучающая и красивая. Скрещивает руки на груди.

Кого или что она скрывает от меня? И зачем?

— Иногда, — говорит она, ковыряя прыщик на подбородке, — эта чертова терапия превращается в отстой.

— Ты не можешь порвать с ним, — настаивает она, заплетая Грейс косу. — Дэниел ошибается. Шону многое известно. Из того, что поможет нам.

— Не знаю, Элла, только подумаю, что придется спать с ним, и…

— А ты представь на его месте кого-то другого. Закрой глаза.

Грейс зажимает уши.

— Не могу, — шепчу я, — я все равно буду знать, что это он.

Раннер лезет в сумку за сигаретой.

«Представь, что это Робин», — вмешивается она.

Время выявляет многое. Плохое. Например, сгнивший фрукт, свернувшееся молоко… твоего парня, который жадно пялится на порно и считает, что стриптиз и проституция — это выбор, сделанный самими женщинами.

«Ну а если у тебя такое тело, почему бы нет? — как-то сказал он, делая вид, будто вытирает стойку бара, и с вожделением поглядывая на Эми и Аннабелу, которая вернулась на следующий день после несчастья с братом. — Я в том смысле, что взгляни на девчонок — да они своими заработками заткнут за пояс любого мужика!»

«Это эксплуатация! — закричала я. — Современное рабство».

«Секс продается, детка». — Он пожимает плечами.

Время позволяет узнать человека. Оно варвар.

Элла смотрит на меня, продолжая плести косу.

— Ты должна помочь мне, иначе, — она взглядом указывает на Грейс, — нам конец.

Грейс поворачивается к Элле, поворачивается обратно и смотрит на меня.

— Готово! — восклицает Элла, отбрасывая щетку на кровать. — А теперь иди и займись делом. Хоть каким-нибудь! Оставь меня в покое.

Грейс хватает свой телефон, пролистывает экран и что-то печатает.

— Пока, Алекса. — Она улыбается и уходит.

— Пока, Грейс. — Я улыбаюсь в ответ.

Элла плюхается на кровать.

— В чем дело?

Она откашливается, и я чувствую, что она готовится к чему-то. Как беговая лошадь на призовом забеге, готовится рвануть с места при выстреле стартового пистолета.

— В Лондон-Филдс, — начинает она, — есть один дом.

Я жду.

— Там живут некоторые девочки из «Электры». Навид возит девочек из-за океана. Снимает их в фильмах. Шона тоже.

— Порно?

Элла кивает.

— Тао, брат Кесси, привозит их сюда нелегально. Девочки из Китая, Лаоса и Вьетнама. Они из бедных семей, родственники продают их на работу.

Я охаю:

— Боже ты мой.

Я слышала о таком: рабство наших дней, когда миллионы человеческих существ, обычно женщины и девочки, ежегодно продаются и покупаются. Я читала об этом, видела репортажи в новостях. Торговля людьми для секс-услуг — это наиболее быстро развивающийся криминальный бизнес.

— Шон что-нибудь говорил? — спрашивает Элла.

— Он как-то сказал, что Навид хочет более широко использовать девочек.

— Надо это остановить. А для этого найти какую-нибудь улику, которая поможет арестовать Навида. Мы соберем доказательства, которые покажут, что девочек эксплуатируют, завлекают ложными обещаниями и продают. Некоторые из этих девочек несовершеннолетние. Мы обязаны это сделать, Алекса, иначе…

— Иначе? Проклятье, Элла, я не верю своим ушам! Я же говорила тебе не лезть в это, я же говорила тебе, что не надо там работать! А теперь ты подвергаешь опасности всех нас, в том числе и Грейс. И только потому, что тебе захотелось побольше заработать. Черт побери, ты живешь так, будто не существует ни вчера, ни завтра! — кричу я.

Она оглядывается, словно проверяя, не остались ли следы Грейс.

— Знаю, — говорит она многозначительно, — ты права. Но мы можем что-то изменить, помочь этим девочкам. Защитить Грейс. Пожалуйста, Алекса, ты мне нужна.

Молчание.

— Ты до черта эгоистична, — говорю я, давая слабину.

Выражение на лице Эллы подавленное, и это рвет мне сердце.

«Господи, ну ты и вляпалась. Что нам делать?» — спрашивает Стая, почуяв мое настроение.

Меня на мгновение охватывает радость от того, что у меня в жизни есть любимое дело, фотография. Я знаю, что она помогает мне оставаться честной. Сосредоточенной. Здравомыслящей. Как и Элла, я могла бы рисковать, компрометировать себя, чтобы унять свою боль. Я могла бы лгать, обманывать, насильно заставлять людей делать то, что я хочу. Но в отличие от Эллы я сделала все возможное, чтобы не стучаться в опасные двери, считая, будто сексуальность послужит на пользу моей алчности.

«Дыши, — говорит Онир, — ты слишком сильно себя накрутила».

Вся дрожа, я пытаюсь не судить Эллу, но у меня это плохо получается. Я отворачиваюсь. Я злюсь по одной простой причине: я чувствую себя беспомощной, Элла игнорирует меня, ее отказ слушать меня и думать не только о себе вызывает у меня обиду. Мне же хочется вернуть ее к прежней жизни. Во мне теплится надежда на то, что она станет использовать свое тело по-другому — не ожидая чьего-то разрешения — и найдет себе надежное место в мире.

Элла хватает с кровати щетку, вырывает один из пластмассовых зубьев.

— Ты должна знать и еще кое-что, — говорит она. Ее нога дергается, как пойманный заяц. — Некоторые девочки из того дома младше Грейс. Им, наверное, девять или десять.

Я вдруг представляю Пой-Пой. В голубых шортиках с кружевной отделкой. С голыми ногами, покрытыми гусиной кожей от холода.

«Я не глупая, и не называй меня Бритни».

У меня кружится голова. Во рту появляется металлический привкус. Надо было предвидеть, что это случится, думаю я. Это я глупая, а не она.

Вечер. Я в ошеломленном спокойствии брожу по окрестностям. Мои подмышки промокли от пота, сознание настойчиво требует реорганизации, чтобы смириться с нашей ужасной ситуацией и сосредоточиться на ней. Я пинаю колесо какой-то машины, отчасти надеясь, что заорет сигнализация. Ничего не происходит. В голове звучат слова Эллы: «Но мы можем что-то изменить… Пожалуйста, Алекса, ты мне нужна».

Все это происходит на самом деле, говорю я себе, переходя улицу к воротам, к плотной живой изгороди, где отдыхает одинокий дрозд. Я останавливаюсь на достаточном расстоянии, чтобы не спугнуть птицу.