Сергей Изуграфов - Смерть на Кикладах. Сборник детективов №1

Он встал, сунул пистолет в кобуру, накинул пиджак и, повинуясь больше интуиции, чем логике, сунул второй снаряженный магазин в носок. Быстрым движением подхватил трость и вышел на галерею. Уже запирая дверь на ключ, услышал голоса на французском.

Поняв, о чем они говорят, Алекс поморщился. «Клоуны», как он их окрестил, были совершенно пьяны. Французы стояли перед лестницей из шести ступенек, не в состоянии преодолеть столь сложное препятствие. Один ухватился обеими руками за парапет. Второй же, увидев Смолева, заплетающимся языком воскликнул:

– О, месье, вы наш сосед? Это т-т-такое счастье, что вы здесь ж-ж-живете! Помогите, п-п-прошу вас, бедный Лоран совершенно не держится на ногах. Вы не могли бы его п-п-п-подержать, пока я найду ключ от н-н-номера?

Черт, подумал Алекс, еще не хватало, чтобы они путались под ногами, если начнется перестрелка. Придется потратить на них драгоценные пять минут.

Он кивнул и подхватил «бедного Лорана», который, похоже, был близок к обмороку. Алекс сделал шаг вперед, поддерживая пьяного, и внезапно получил сильнейший удар по затылку. Искры брызнули у него из глаз, – и он рухнул, как подкошенный, лицом вниз.

Холод каменного пола подвала, где находилась знакомая Алексу химическая лаборатория, привел Смолева в чувство. Он лежал на полу плашмя, лицом вниз в углу за верстаком. Голова его гудела, весь затылок и шея были залиты чем-то липким.

Кровь, скорее всего, безучастно подумал он.

Рук своих он не чувствовал, судя по всему они были скручены у него за спиной. Оторвав щеку от каменного пола, он заметил справа от себя знакомую фигуру. Димитрос не шевелился, был мертв или без сознания, лицо было все в крови.

Алекс застонал, больше не от боли, а от мучительного стыда, что отправил парня на смерть. Если он умрет, этот грех Смолеву никогда не замолить.

– Кажется, эта мразь очнулась! – произнес резкий голос по-французски у него за спиной. – Ну-ка, Бернар, поверни этого легавого к свету!

Его легко приподняли, как мешок с картошкой, и броском перевернули на спину.

– Ты смотри, живучий! – ответил другой, и через мгновенье Алекс скрючился от резкой, обжигающей боли в правом боку.

– Молодые люди, как вам не стыдно! Разве вас не учили в школе, что лежачего не бьют? – раздался хорошо знакомый Алексу голос, приятным тембром которого он так восхищался во время ужина. «Клоп Говорун», профессор истории из Сорбонны стоял в трех метрах от него и приятно улыбался, потирая пухлые ручки.

– Оставьте его, Бернар, я хочу побеседовать с этим русским. Если хотите знать, он навеял на меня ностальгические воспоминания. Посадите его поудобнее. Прислоните к стене, вот так! Я буду говорить с ним на его родном языке, заранее прошу меня извинить, котятки!

Алекс стиснул зубы так, что они заныли. Каким же он был ослом!

Подручные профессора истории посадили Смолева так, что он мог видеть лицо говорящего.

– Ну-с, батенька, Александр Владимирович! – неожиданно начал «Клоп Говорун» на чистейшем русском языке, не оставлявшем ни малейшего сомнения в том, что и он прожил в России долгие годы. – Вот и свиделись, как говорят у вас! Давненько я не беседовал на русском языке с интеллигентным человеком, все как-то не было подходящего случая. Эти ваши эмигранты, что заполнили всю Европу… – он передернул плечиками. – Это все человеческая пена, за редким исключением. Ни ума, ни фантазии, ни совести, ни воображения!

Он взял двумя пальцами пистолет Алекса, сморщил нос, неожиданно ловко разрядил его, вытащив магазин с патронами. Патроны положил себе в карман, а пистолет пренебрежительно швырнул на пол. Потом взял в руку трость, внимательно присмотрелся к латунному кольцу, быстро нашел потайную кнопку, извлек клинок и залюбовался его матовым блеском в свете электрических ламп.

– Вот вы, осмелюсь предположить, дражайший Александр Владимирович, – человек с фантазией! Оно сразу заметно. И романтик, какой вы романтик! Клинок в трости. Такого я не видел очень давно, а, поверьте, за свою более чем долгую жизнь я много чего насмотрелся!..

– Что вы хотите? – разлепил Смолев запекшиеся губы.

Кровь постепенно начала возвращаться к рукам, он незаметно вращал кистями, пытаясь их оживить.

– Бог мой, но у меня к вам тот же вопрос! – воскликнул историк, всплеснув пухлыми руками. – Чего хотите вы, многоуважаемый Александр Владимирович? – спросил он, явно выделив ударением слово «вы».

– Справедливости, – ответил Алекс.

– Ха-ха-ха, – внезапно расхохотался профессор Сорбонны каркающим смехом, и вдруг, так же резко оборвав себя, сказал: – Я же говорю, вы – романтик. И идеалист.

– Кто вы такой? – спросил Алекс, с усилием превозмогая накатившую тошноту с привкусом крови.

– Я не представился? – делано ужаснулся профессор. – Прошу нижайше меня простить! А, кстати, как он вам представился? Дайте – угадаю! Николай Францевич, не так ли? Тогда называйте меня Иван Петрович! – тут «Клоп Говорун» снова хохотнул и потер ручки. – Иван Петрович Мартынов! Имею честь представиться: штабс-капитан финляндского 6-го стрелкового полка, ваш покорный слуга-с! Удивлены-с? Был в моей биографии и такой эпизод. Это уже потом: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ! И вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ! Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей!» – продекламировал он с чувством. Потом покачал головой и усмехнулся. – Вот ведь парадокс какой, милейший Александр Владимирович, столько лет прошло, а ничегошеньки не изменилось! Вы не находите?

– А это кто? – спросил Смолев. Болтун, подумал он. Пока болтает – не убьет. Он что-то хочет.

– Эти двое? – с пренебрежением спросил профессор Сорбонны. – Это так. Мелкие уголовники, но совершенные артисты в своем ремесле. Как вы уже успели заметить, милейший Александр Владимирович. За золото, особенно, высшей пробы, – тут он подмигнул Смолеву, – мать родную не пожалеют. Что, кстати, один из них и сделал. С тех пор свой любимый тесак он зовет «мамуля», часами с ним может разговаривать. Завораживающее зрелище! Так вот! – вдруг он изменил тон. Сладкоголосый говорун-профессор куда-то пропал, на его месте появился хладнокровный садист-убийца. – Этим же тесаком он и разделает вас с вашим дружком, если вы мне не скажете две вещи. Первая, где Фламель? Вторая, где фиал с первовеществом? И не морочьте мне голову, я прочитал все страницы, где были закладки. Совершенно ясно, что вы знаете, о чем речь.

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – брезгливо произнес Смолев, устало прикрыв глаза. – Никакого Фламеля я знать не знаю, ни про какой фиал мне ничего не известно. А книга попала ко мне случайно – надо было чем-то заниматься в самолете.