Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

– Какого рода домогательства?

– Сексуальное…

Лоусон вертит в руках потрепанную визитку:

– Все было настолько плохо, что вы пошли другим путем?

– Да.

– Мы разыщем его, спасибо, – говорит Лоусон. Он спросил меня о подробностях общения с Сэдиком. Спросил, как он выглядел и в чем был одет.

– Так что я хотела убежать от него, поэтому и выбрала другой маршрут. Хотя сперва думала пойти вниз по каналу.

– Хорошо, – кивает Лоусон. Потом молчит, отпивая свой чай. Смотрит на меня и произносит всего три слова: – Каким именно путем?

– Каким путем? – переспрашиваю я. Бьюсь об заклад, что он посещал спецкурс по определению лжи, да и практику имел немалую. И нет сомнений, что я веду себя абсолютно типично.

Мы все думаем, что мы особенные, блестящие обманщики, если от этого зависят наши жизни. Но все мы одинаковы. Рубен часто рассказывает мне о прочитанном (он всегда говорит «Я тут читал…») и однажды рассказал о структуре лжи. Что там либо может быть недостаточно деталей, либо слишком много, я не помню.

– Итак, – говорит Лоусон и затем лезет в сумку, которую он поставил на пол, достает оттуда лист бумаги и раскладывает его на столе. Через секунду я понимаю, что это распечатанная карта.

Пытаюсь думать, но под его взглядом это невозможно.

– Покажите на карте, где вы шли, – продолжает он. – Не спешите.

Беру карту и подтягиваю ее к себе. Ставлю указательный палец на «Гондолу». Бар точно там, из окон было отлично видно мосты через канал.

Глазами я прохожу свой настоящий путь, через мост к Уорвик-авеню, останавливаясь наверху лестницы. Если камера видеонаблюдения сразу за баром, меня должны были видеть направляющейся к каналу. А значит, я должна была описать полный круг, пойти налево, а не свернуть направо.

– Итак, сперва я пошла вот таким путем, – говорю я, показывая путь от бара к дороге, – но потом я сделала крюк вот так. – Веду пальцем вниз по улице и через другой мост, который тоже привел бы меня прямо к станции метро на Уорвик-авеню и с той же стороны. Уж там наверняка были камеры наблюдения.

Лоусон проследил по карте мой путь.

– Значит, если мы посмотрим на запись с камеры вот здесь и здесь, – говорит он, указывая на точку у дороги на карте, – мы вас увидим?

– Да, – говорю я. Мне ничего не остается кроме как соглашаться.

Стараюсь вспомнить, как выглядят улицы в том районе, и найти на карте. Это пригород, но там тоже могут быть камеры. Но возможно, с его стороны упоминание о них было просто провокацией. Могут ли офицеры полиции так поступать? Понятия не имею.

– Что ж, в этом случае вы не сможете нам помочь, – говорит он.

– Кажется, да, – охотно подтверждаю его слова.

Тут вдруг подал голос Дэвис и продолжил говорить даже тогда, когда Лоусон перевел взгляд с меня на него:

– Значит, вы ничего не видели.

– Нет, не видела.

Наверное, если бы они интересовались моими показаниями только в качестве свидетеля, а не подозреваемого, они бы сейчас сказали об этом.

Чувство неловкости пробралось в комнату и осталось между нами. Интересно, мне нужно позвонить адвокату? Сейчас это кажется бессмысленным, я не чувствую угрозы от этих мужчин. Но внешность обманчива. И это не значит, что они не арестуют меня в зависимости от того, что я скажу.

– Если нам что-нибудь еще понадобится, то мы свяжемся с вами, Джоанна, – завершает разговор Лоусон.

Чувство облегчения расцветает во мне, вырываясь, как горячий воздух из духовки, но я пока не отваживаюсь расслабляться. Он может остановиться, совершенно невинным образом держа руку на ручке двери, и попросить показать одежду, в которой я была той ночью. Мою шапку, перчатки, шарф, подошвы обуви. Все эти вещи лежат в припаркованной на улице машине, всего в нескольких метрах отсюда.

– Странный путь вы выбрали, – говорит офицер уже на выходе. Это прощальный выстрел, предупреждающий сигнал, зажженный в ночи.

Мы идем через офис. Эд сидит за столом, ожидая меня.

– До встречи, – говорю я, обхватив себя руками и постукивая пальцами по ребрам, желая, чтобы полицейские скорее перестали болтать и оставили меня в покое.

– Вы могли бы пойти к метро через мост, это ведь по прямой, – продолжает Лоусон. – И очень оживленное место, если вы волновались из-за преследователя.

Про себя я проклинаю его знание города.

– Наверное, – тупо соглашаюсь я.

– А вы не думали сообщить нам про домогательство? Ведь мы как раз ищем кого-то, кто ведет себя подозрительно?

Угроза не может быть более очевидной.

Это понимает даже Эд, поглядывающий на нас со все большим интересом.

– Как-то не пришло в голову…

Лоусон кивнул один раз, и кажется, понимающе. Может быть, он привык доверять людям. Может быть, я становлюсь слишком циничной, слишком похожей на Рубена.

Говорю себе, что это конец, что уже поздно. Но я буду стараться, как могу, чтобы избавиться от улик.

Мне нужен еще один шанс.

Полицейские идут к машине, стоящей на другой стороне улицы.

Эд все еще сидит и ничего не делает, просто смотрит на меня. Он не спрашивает ни чего они хотели, ни что случилось, хотя он многое слышал. Не спрашивает даже, соврала ли я тогда про грабежи. Молчит и смотрит на меня, как будто ждет, что я что-нибудь скажу.

Но я не могу.

Мы ждем к обеду Лору и Джонти. Рубен пригласил их, не спросив меня, – раньше он так никогда не поступал. Он отправил приглашение в нашу общую группу в «Ватсапе», так что я узнала о нем одновременно с гостями. Как будто мы с Рубеном просто старинные друзья, и ничего более.

Лора всегда восхищается, насколько милая наша квартирка с растениями, расставленными на лестнице, и травами, растущими на кухонном окне. Мы смеемся над этими растениями – самым ярким символом моего чудачества. Она даже как-то изобразила их на картине: прекрасный портрет ребенка среди цветов; редкая работа, не посвященная феминизму.

– Джонти надел обувь от разных пар, – говорит Лора, как только они заходят.

Мы с Рубеном смотрим вниз. На Джонти кеды разных цветов. Мы смеемся, и я благодарна друзьям. Это первый раз, когда мы собираемся вместе с тех пор, как все произошло. Вполне возможно, что сегодня я засмеялась впервые за долгое время.

– С тем же успехом это может быть одна пара, – добродушно объясняет Джонти.

Рубен отвечает с легким смешком:

– Они разные, это разные кеды.

Лора оделась необычно для себя. Куда-то делась ее привычная одежда: длинные летящие брюки, больше похожие на юбки-макси. Сейчас на ней облегающие джинсы темного цвета, которые выглядят дорого, шелковый топ и блейзер. Волосы тоже выглядят по-другому – менее торчащие, менее вздыбленные.

Выглядываю в иллюминатор нашей кухни. Снаружи туман. Джонти и Лора впустили в дом зимний холод. Провожу по окну пальцем и чувствую, будто в моих песочных часах время идет в два раза быстрее, нежели у остальных. Или у меня в два раза меньше песка. Надеюсь, что в конце концов буду помнить все эти приятные моменты из моей жизни. Или же я изменюсь навсегда и буду неспособна наслаждаться жизнью, мечтать. Еще я думаю о Сэдике. Он готов дать показания, которые могут изменить всю мою жизнь. Думаю об Имране, лежащем в больнице. Когда я дотронулась до окна, повисло неловкое молчание, которое нарушил Рубен, – что было необычно. Он смотрит на Джонти с тем же недоверием, с которым смотрит на меня снова и снова.