Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

– Ошибка, – говорю я. Все это было ошибкой.

– Да, мы используем термин «ошибка» для того, чтобы подчеркнуть вашу убежденность в том, что жертва была другим человеком, и затем будем говорить о самообороне.

– Хорошо.

Я протягиваю руку и касаюсь одного из лепестков лилии. Цветок пластиковый, и пыльца тоже пластиковая. Они выглядели очень реально, если бы не тонкий слой пыли.

– У нас получится, – говорит Сара.

– Хорошо.

– У нас получится.

– Да, – я киваю.

– Тогда давайте приступим. Нам нужно вместе составить заявление для защиты. Ваши доказательства. – Она поворачивается к Рубену. – Итак, согласно записи телефонных звонков, Джоанна звонила вам в одиннадцать тридцать три.

– Верно.

– И как звучал ее голос?

– Ну… испуганно, – сказал Рубен, глядя на меня.

Сара смотрит на меня.

– Так, вы повесили трубку, затем вы должны были дойти до…

– Я не знаю.

– Вы позвонили в службу спасения в одиннадцать тридцать девять.

Я вынуждена соображать быстро.

– Все и случилось в одиннадцать тридцать девять.

Но в действительности, конечно, это произошло в одиннадцать тридцать четыре, сразу после того, как звонок Рубену оборвался. Остальное было… остальное как в тумане.

– Итак, вас преследовали, пока вы разговаривали с Рубеном, а потом еще в течение пять минут.

– Да, – вру я.

– Хорошо, – говорит Сара, – И где вы были, когда позвонили Рубену?

Говорила ли я ему, что была рядом с мостом? Не думаю.

– У бара, – говорю я, надеясь, что более точных записей телефонных звонков не будет. Я благодарю небо за то, что Рубен отключил мне GPS, заявив, что «Фейсбук» отслеживает каждый мой шаг.

Сара записывает. Потом смотрит на Рубена:

– И вы согласны со сказанным? Все подтверждаете?

– Все, что говорит Джо, – правда, – говорит Рубен, и в голосе его слышно доверие.

Мы с Рубеном сидим в машине у офиса Сары и молчим. Это один из тех январских дней, когда кажется, что небо никогда не посветлеет, а дождь стучит так, как будто бог барабанит пальцами по крыше машины. Несколько лет назад я заставила Рубена поехать со мной на музыкальный фестиваль, ради выступления группы The Killers, и тогда тоже шел дождь. «Ты же ненавидишь все это, правда?» – спросила я Рубена, когда мы также сидели в машине. Он кивнул и улыбнулся. «Никогда не заставляй меня снова ездить с тобой по фестивалям», – ответил он, газуя, чтобы машина выбралась из грязи. Выехать нам не удалось и пришлось вызывать эвакуатор, так что все затянулось до темноты. По пути домой я не могла перестать смеяться и, в конце концов, Рубен тоже развеселился.

– Не могу поверить, что у него такие серьезные травмы, – говорит наконец Рубен. Его голос звучит низко, хрипло.

– Я… Я тоже.

– Он даст показания, если достаточно восстановится, – продолжает муж. – И мы… мы увидим его в суде, человека, которого ты…

– Я знаю, – говорю я тихо. – Я знаю.

– Чувствую себя козлом из-за того, как это все звучит. Будто я обвинитель.

– Да нет. Просто такая дерьмовая ситуация.

– Да. Если бы только тебя там не было… Ты ведь не поджидала его, чтобы покалечить.

Я вижу, как он борется с принятием происходящего. С моим преступлением, с законом – со всем.

– В смысле, ты же ничего плохого не сделала. Так ведь? – продолжает мой муж, и, когда он поворачивается ко мне, в его глазах отчаяние.

Он будто постарел. Сжимаю его руку и не знаю, что сказать. «Конечно, сделала», – хочу ему сказать, и это печально.

– Ты допустила ошибку, но затем сделала все возможное, чтобы исправить ее, – говорит он. – Я… Я не знаю, почему они с тобой так поступают.

Не могу об этом думать. Конечно, кто-то может мне посочувствовать, но не многие. Человек из-за меня стал инвалидом. Я сглатываю, думая, что бы было, выйди я из бара на две минуты позже или раньше. Если бы на Имране были другие кроссовки. Если бы Сэдик не напугал меня – ведь явно же на нем есть часть вины? Ничего бы этого не произошло. Если бы я была достаточно храброй для того, чтобы всего на несколько градусов повернуть голову, то я бы его разглядела.

Боже, я такая глупая. Я разрушила свою жизнь, жизнь Имрана, жизнь Рубена. Единственный человек, которому будет польза – это Сара.

– Хотела бы я, чтобы все было по-другому, – говорю я дрожащим голосом.

– Я тоже, – ответил Рубен. – Если бы я только продолжил говорить с тобой, если бы звонок не разъединили.

– Я правда думала… Я думала, что мне конец. Боялась, что он собирается… Собирается схватить меня. – На этой фразе мой голос обрывается. Потому что в итоге я тоже жертва. Имрану гораздо хуже, чем мне, но и я жертва чего-то.

– Я знаю.

Думаю о своей лжи, о той небольшой лжи, которая кажется бессмысленной. Я сразу же вытащила его из воды. Во мне борются два инстинкта: самосохранение и потребность сказать правду. Они столкнулись, как два оленя рогами, стоя у меня на груди, и их рога протыкают мое сердце. И внезапно я решаю все рассказать мужу, и, может быть, он поможет мне, разделит со мной этот груз.

– Господи, – говоря я, желая уменьшить степень обмана, – если бы я вытащила его из лужи немедленно.

В машине как будто взорвалась тихая бомба. Все выглядело прежним: рычаг переключения скоростей, свеча-освежитель воздуха, оставшаяся с прошедшего Рождества и выцветшая до светло-розового. Бегущий по окнам дождь, капли, оставляющие дорожки. И одновременно все изменилось. Воздух раскололся, как будто в момент между молнией и громом, между двумя финальными аккордами в конце пьесы для пианино.

– Что? – переспрашивает Рубен медленно, мягко, но с ноткой угрозы в голосе.

Смотрю на него. Его щетина уже стала полноценной бородой, волосы отливают рыжим в угасающем зимнем свете, что контрастирует с белой рубашкой. Конечно же, его так легко не запутать.

– Что? – повторяет он снова.

– Я не вытащила его из лужи настолько быстро, как рассказывала. Я была… Я была так напугана, что ничего не могла сделать.

– Как долго? То есть эти записи звонков, твои показания по их поводу – они все ложные? Мои показания ложные?

– Минуты. Я почти набрала твой номер еще раз. Почти… Почти ушла оттуда совсем. – Остальные его вопросы я оставляю без ответа.

Рубен резко хватается левой рукой за рычаг переключения передач, будто за руку врага.

– Ты почти ушла?

– Я была так напугана, думала, что он убьет меня. Я потом, я так испугалась… того, что сделала, была в шоке. Ты даже не представляешь, как все происходит в такой момент.

– Как-то да представляю.

Его слова напоминают мне, что это дело касается не только меня. Что не только моя жизнь изменилась навсегда.

– Да. Просто все было… Я даже не могу вспомнить все подробности, – говорю я, хотя все отлично помню. Абсолютно все: морось, яркий лимонно-желтый цвет уличных фонарей. Человека, про которого я думала, что это Сэдик, лежащего внизу ступенек со странно выгнутыми конечностями. Насколько мокрой была моя одежда, волосы, прилипшие к шее, как змеи. Как я была парализована страхом возможного нападения и шока от своего поступка.