Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

– Разве ты не понимаешь, что я была в ужасе и в стрессе?

Рубен молчит.

И тогда я добавляю:

– Никто об этом не знает.

Надо было рассказать ему об этом иначе. Я должна была быть честной с ним, смотреть ему в глаза, признаться полностью и откровенно, сказать, что мне ужасно стыдно. А не вывалить все самоуверенно, глупо и бесцеремонно. Я вломилась через черный ход, вместо того, чтобы зайти через парадный, как грабитель в середине ночи.

– А ты бы не думал уйти, не засомневался хоть на секунду? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня своими зелеными глазами.

– Ты видела лужу? Знала, что он не может дышать?

– Нет. Нет!

Он кивает.

– Но ты сам бы никогда не подумал о том, чтобы уйти? – я продолжаю давить на него, пытаясь найти хотя бы намек на прощение и понимание. Но не вижу ничего.

Рубен не отвечает. Вставляет ключи в зажигание и заводит машину, методично смотрит в каждое зеркало. Я жду, хочу услышать хоть что-то. Но вокруг только шум дождя, как таймер, ведущий обратный отсчет.

– Нет, – говорит Рубен после нескольких минут молчания. – Прости, но нет. Это была чья-то жизнь, там, в той луже, пока ты ждала. Пока ты стояла и ничего не делала.

Рубен сделал мне необычный подарок на Рождество: тяжелую, толстую свечу с ароматом гвоздики, которую я зажигала до самого Нового Года, хотя наслаждаться ей не могла, а просто смотрела на пламя и чувствовала вину.

Сейчас уже январь. Я иду на работу, холод пробирает до костей. Я все раздумываю, как бы мне добыть ключи от офиса и спрятать наконец одежду. И тут я вижу их.

Полицию. Меня уже ждут.

Стоило бы удивиться после всех этих недель, но не получается.

– Они приехали к тебе, – мягко говорит Эд и уходит к автобусу. Я же прохожу мимо него и направляюсь к дверям офиса.

Эд уже устроился на сиденье водителя, с открытой дверью, когда полиция окликает меня:

– Надеемся, вы не возражаете против нашего визита – мы не смогли застать вас дома и оставили записку. Нужно поговорить о том, что случилось в одну из пятниц в декабре.

Когда я вместе с ними захожу в офис, то вижу голову Эда, слегка наклоненную вправо, будто он прислушивается.

– Детектив инспектор Лоусон, а это – детектив сержант Дэвис, – представляются они, когда мы оказываемся в комнате для собраний.

Я разливаю чай, и руки все время дрожат. Складывается впечатление, что Лоусон главный. Интересно, дружат ли они? Если кто-то из них начальник – то, наверное, и отношения основываются на субординации. Может быть, Лоусон – ярый сторонник правил на работе, но приятный собеседник в баре, а Дэвис считает, что это только все усложняет…Дэвис надеется на повышение. Лоусон должен быть лидером, его принимают всерьез, но еще он должен и вызывать симпатию. Они смотрят на меня как-то странно. Я ставлю чашки с чаем на стол, левая рука болит от этих усилий.

Они в костюмах, как адвокаты или Люди-в-Черном.

– Растянули связки на запястье? – спрашивает Лоусон.

– Неудачно упала на стоянке у супермаркета.

Я не знаю, откуда эта ложь, но звучит убедительно – он кивает, как только мы встречаемся взглядами.

– Мы просто хотим кое-что уточнить об инциденте, который, как я уже сказал, произошел в декабре, – поясняет Лоусон.

«Кое-что», «просто». Он явно пытается говорить так, будто ничего серьезного и не произошло. Смотрю ему в глаза, они такие бледные, что почти серебряные, с легким намеком на синеву.

– Мы из отдела уголовных расследований, – поясняет Лоусон. – Было найдено тело мужчины, на которого напали в одну из пятничных ночей – может, вы знаете про это из новостей.

Я быстро киваю.

Вот оно. Все кончено. Моя попытка побега провалилась. У меня остались считаные недели.

Глубоко дышу.

Лоусон поворачивается ко мне, его жесты расслаблены, открыты, локти лежат на коленях. Он смотрит прямо мне в глаза.

И тогда я думаю о перчатках, которые были на мне тем вечером – конечно, с ДНК Имрана на них – и которые сейчас лежат у меня в машине. Их образ четко стоит у меня перед глазами. Я так рада, что полицейские не могут этого знать, что я все еще выгляжу нормальной в их глазах. Просто нервная женщина.

– Мы знаем, что вы были в районе Маленькой Венеции той ночью, Джоанна. Ваша подруга дала нам ваш рабочий адрес, когда мы не застали вас дома.

– О, она говорила, что вы ей звонили, – отвечаю я. Мозг лихорадочно работает. Лора не говорила, что сообщила им мой рабочий адрес. Хотя почему бы и нет? Она же тоже абсолютно уверена в моей невиновности.

Стараюсь изобразить на лице бесстрастную улыбку. Что я могла знать, если бы меня там не было? Только информацию из новостей, и все. Я бы помнила дату, место, где я была, потому что все произошло совсем рядом, – и Сэдика, конечно, – но ничего больше.

– Да, мы звонили. И вам тоже. Вы получили нашу записку?

– Простите, была очень занята на Рождество, сами понимаете, – вру я.

– Когда вы вышли из бара? Вы были в «Гондоле», верно?

– Да. Около половины одиннадцатого.

Лоусон смотрит на Дэвиса – тот кивает.

– Вы попали на камеры видеонаблюдения, – продолжает Лоусон. – Снаружи бара, вы и Лора. Вы попрощались с подругой и пошли по направлению к каналу, мы видели на записи с камер.

В комнате как будто разорвалась граната, и тишина буквально гудит так, что больно ушам. Дэвис смотрит на меня, Лоусон ждет, пока я заговорю. Я не продумала заранее, что буду говорить. Я же не злой гений, а ограниченная, глупая Джоанна.

Куда я пошла? Видела ли я кого-нибудь? Была ли я у канала? Что у меня за история? Почему я не подумала об этом раньше? Вот же я идиотка.

Не могу встретиться с ним взглядом, с этими бледными, волчьими глазами.

– Джоанна. Вас видели недалеко от меня преступления. Было бы прекрасно, если б вы могли нам помочь.

– А, ну… – бормочу я. – В действительности я пошла другой дорогой. Собиралась идти сразу вдоль канала, а потом передумала.

– Правда? – Голос Лоусона звучит незаинтересованно, но его глаза спокойно и внимательно на меня смотрят, замечая трясущуюся руку, которая тянется за чаем в пластиковом стаканчике. Он все замечает.

– Я собиралась пойти по дорожке вдоль канала, но… – запинаюсь я. Нужно сказать им о Сэдике. Это то, что бы я сделала, если бы все обстояло по-другому. – Человек по имени Сэдик домогался меня в баре, поэтому я не хотела идти по пустынной улице.

Это могло быть почти правдой, ложь имеет больше смысла, нежели правда. Правда грязная и подозрительная.

Но мешает только одно – этого не было.

– Я пошла длинным путем, от «Гондолы» и… вдоль дороги. А затем через второй мост, – вру я. – Если нужно… Он оставил мне… – я шарю в кошельке и достаю его визитку, думая про себя: «Прости меня, Сэдик».