Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Вожу по его имени, оно прекрасно – Рубен Олива. Оно пляшет на кончике языка. Я была так счастлива стать его женой.

Не могу удержаться и гадаю, чем он может сейчас заниматься.

Хуже всего, когда я начинаю придумывать, как бы оно все сложилось, узнай он правду. Если бы он мог принять произошедшее. Защищать меня. Простить меня.

Нет. Есть много причин, почему я люблю его. И из-за них же я не могу ему ничего рассказать.

Любила.

Люблю.

Мне снится Рубен. В середине ночи я просыпаюсь и выхожу в сад: смотрю на небо, звезды и луну. Здесь они невероятно яркие. Этот момент в теплом ночном саду мог бы стать очень приятным, но я ужасно устала и все никак не могу восстановить сбившееся дыхание. Тело действует гораздо медленнее, нежели это было раньше. По утрам требуется очень много времени, чтобы проснуться.

Интересно, что он делает? Как он? Думает ли он обо мне? Может, даже прямо сейчас. Возможно, он читает что-то серьезное, значительное, правильное. Или смотрит новости, мучаясь от жары. А может, играет на пианино. Или просматривает соцсети политиков. Наверняка что-то такое. Что-то хорошее.

Лора и Джонти устроили вечеринку на барже. Прощальную, как она написала в сообщении. Еще с улицы мы с Рубеном заметили, что борта подсвечены гирляндами, коробки исчезли, разномастные предметы с крыши – тоже. Теперь это просто раковина, оболочка. А как только мы поднимаемся на борт, я осознаю, что баржа потеряла даже свой запах. Мы с Рубеном на минуту медлим, стоя под последними лучами солнца. Он наливает себе в пластиковый стакан красного вина, а затем вопросительно смотрит на меня.

Я киваю. Он наливает вино, и я делаю глоток. Оказывается, мне нравится вкус густого красного вина. Раньше я такое не любила.

К нам приближается Лора. Все еще не могу привыкнуть к ее новой одежде. Сейчас наряд почти офисный: укороченные брюки с узором и черный топ с имитацией жилета. Распущенные волосы выпрямлены.

– Твой второй выход в свет, – говорит Лора. – Как ощущение?

Осознаю, что Рубен даже не поинтересовался, как я себя ощущаю. Бросаю на него смущенный взгляд, словно стесняясь таких вопросов.

– Странно, – отвечаю Лоре.

Она не смеется, а вот Рубен фыркает. Лора оглядывает меня оценивающе, наклонив голову к плечу.

Время весенней жары продолжается, воздух теплый и липкий. Рубен пьет вино, щурясь в последних лучах закатного солнца. Раньше мне нравилось смотреть на его рыжие ресницы. Я рассматривала их, пока он спал, и все время боялась, что он проснется и решит, что его жена психопатка.

– Она пытается наверстать упущенное, а ты? – спрашивает Рубен.

Я киваю. Он рассказал мне обо всем, что я пропустила. Референдум, три авиакатастрофы, двое выборов в местные советы, голосование за авиаудары по Сирии, два альбома Бейонсе. Рубен постарался рассказать мне обо всем, но это было похоже на краткий пересказ фильма. А сам сеанс я пропустила.

– Так что изменилось? – смеется Лора. – Мне интересна точка зрения пришельца.

Но шутка несмешная, и про себя я думаю, что не была бы таким пришельцем, если бы подруга навещала меня чаще.

Джонти принес меня еще вина.

– Ничего и все сразу, – честно говорю я.

Рубен молча отходит от нас на несколько шагов, смотрит за борт, на что-то в канале. Я же смотрю в небо – на бледную луну и первые звезды.

Взгляд Лоры следит за Рубеном, потом замирает на чокере у меня на шее и на помаде терракотового цвета.

– Чокеры же снова в моде? – спрашиваю я подругу, стараясь, чтоб вопрос прозвучал непринужденно.

Лора смеется.

– Да, снова.

К нам присоединяется один из друзей Джонти. У него борода и брекеты.

– Грустно, что вы продаете баржу.

– Работа в корпорации обязывает, – отвечает Джонти.

– Думаю, мне нужно найти работу, – говорю я Лоре.

Нахмурившись, она уводит меня в сторону, и мы устраиваемся на борту мягко покачивающейся баржи. Эта баржа такая же, как я – неуправляемая.

– Какой у тебя план? – спрашивает подруга.

– Ну, все кадровики хотят рекомендаций. И, черт возьми, у меня же судимость. И пока я на условно-досрочном…

Все это звучит катастрофически, хотя я уже почти привыкла. Но пришлось работать с консультантом, чтобы принять это.

– Разве тебе не должны помочь?

– Да, мой офицер по над…

– Да ради бога!

Ее тон меня задевает. И то, что она перебила меня на середине фразы. Она не хочет ничего об этом говорить. Я будто безумица, которая во время вечеринки настаивает на обсуждение смертной казни или секса.

– Наверное, я хочу стать консультантом. – Сдерживаюсь и спокойно продолжаю разговор: – Я думаю, у меня получится, хотя кто знает.

Говорю это тихо, чтобы не услышали Рубен, Джонти и незнакомец, стоящие в паре метров от нас. Лора – первый человек, с кем я поделилась своими планами. Ну, кроме моего собственного консультанта. Я передергиваю плечами, смотрю на нос баржи и на канал.

Лора улыбается, придвигается ко мне ближе, толкая меня коленом.

– Уверена, ты станешь отличным консультантом. Ты ладишь с людьми, сопереживаешь. Но при этом не такая сумасшедшая, чтобы тебя невозможно было понять, как это случается со мной.

– Ты все еще занимаешься своими хипповскими штучками, несмотря на деловой костюм?

– Конечно. Я делала расклад в ночь перед твоим судом, хотя и не говорила тебе об этом. – Она убирает волосы за уши.

И теперь я вижу, что она не изменилась, просто… Повзрослела. Как и мы все. Нравится мне это или нет.

– Карты сказали, что тебя предадут, – продолжает Лора. – Выпала десятка мечей.

– Предадут… Ну, может, государство и предало меня.

– Может быть…

Мне кажется, что она что-то недоговаривает. Я хочу надавить на нее, но не делаю этого, слишком уж боюсь ответа.

– Абсолютно все перемешалось, – говорю я. – Каждую ночь, пока я была в тюрьме, я считала дни. Но сейчас это ощущается… в общем, не отпускает. Я была преступницей, сейчас я – бывшая преступница. Я свободна, но… нет.

– Ты и правда свободна, – отвечает Лора сочувствующе.

– Только не от своего прошлого. Судимость. Даже не знаю, с чего начать, чтобы стало понятно… Как только ты покидаешь общество, то словно теряешь курс. Я не могу пойти в любое кадровое агентство, их не интересуют такие как я. Я совершила одно из самых жестоких преступлений. У каждого преступника есть оправдание. И любой может сказать, что он невиновен. – Я замолкаю. Хочется добавить, глядя ей в глаза: «Даже тебе я неинтересна».

– Но ты не преступник.

Лора такая милая. Я не могу обидеть ее своими обвинениями. Так что только пожимаю плечами.

– Но меня осудили.

– Да, но…

Поднимаю руку, и она замолкает. Я много работала над тем, чтобы принять свое преступление. Мое раскаяние стало частью меня.