Луиза Кэндлиш - Наш дом [litres]

Эх, если бы зависимость была моей худшей проблемой, подумал я с горечью. Секс, наркотики, рок-н-ролл, ну да.

Рождественский концерт меня почти добил. В финале дети исполняли любимый гимн Фии; слушая их нежные голоса, я чуть не разрыдался.

– Замечательно, – сказала Фия. – Ты снимал на камеру?

– Только последнюю песню. А можно было? Все остальные снимали.

– Наверное… В любом случае, я не охранник.

В этой фразе я услышал – точнее, предпочел услышать – скрытый намек: Фия сошла с тропы войны и хочет перемирия.

Мы ждали, пока разойдется народ. На стене церкви я заметил фреску, изображавшую суд над каким-то мучеником или убийцей; за всю свою жизнь в роли сына богобоязненной матери я никогда не чувствовал такого единения с церковью, как в тот момент.

– В рамках доброжелательности к человечеству, – сказал я Фие, – можно попросить тебя об одолжении?

Только человек, которому нечего терять, мечтает о несбыточном.

– Я больше никогда ни о чем не попрошу, – добавил я.

Фия закатила глаза.

– Да ладно тебе, Брам, не преувеличивай! Ты же не умираешь, в самом деле! Что такое?

– Можно я проведу Рождество с мальчиками? Это… это очень важно для меня.

Ведь этот праздник может стать последним. Скорее, всего, он и будет последним – через год я уже предстану перед судом, как мой друг-святой, или окажусь в какой-нибудь дыре под землей, как террорист-подпольщик.

Тогда я еще не определился с выбором жизненного пути – это пришло позднее, в момент почти священного прозрения, – но думал, что продолжу влачить существование, пусть и жалкое.

Фия ответила не сразу. Я видел, как в ней поднимается естественная реакция отторжения, мои прошлые и настоящие преступления вертятся на кончике языка… И все же она проглотила их, вспомнив свое решение придерживаться заданной схемы. А может, подействовал вид других родителей с их одинаковыми, еще-женатыми улыбками и чувством единения, словно они обернуты одним большим кашемировым шарфом…

– Слушай, а почему бы нам обоим не остаться с ними? Дома, как и прежде, – вдруг предложила она.

– Что?! – Меня бросило в жар. – Ты серьезно?..

– Ну да. Они были бы рады видеть нас вместе. Почему бы нам не остаться дома на сочельник и на Рождество? На следущий день после Рождества я хотела отвезти их к родителям, а ты можешь съездить с ними к своей матери днем в сочельник. Так будет справедливо?

Меня окатила волна эйфории.

– Да, конечно, более чем! Спасибо!

Что может быть лучше, чем провести последнее Рождество с детьми? Провести его с женой и детьми.

– Пойдем к Кирсти и Мэтту? Они сегодня угощают.

Еще одна божественная уступка: по негласной договоренности, как пострадавшая сторона – как женщина – Фия имела право выбора в плане социальной жизни.

– А Гарри забыл слова! – подбежал к нам Лео. – И все заметили!

– Мы ничего не заметили, – возразила Фия. – Мы все слышали, правда, папа?

– Конечно, – сказал я, помогая Гарри надеть перчатки.

Кончик большого пальца высунулся через небольшую дырку, и я взял сына за руку, укрывая от холода.

– Ничего я не забыл! – проворчал он.

Мы вышли на улицу. Я с ужасом ждал, что Гарри выдернет руку, но он так и шагал рядом всю дорогу.

Там, где позволяла ширина тротуара, мы шли в ряд, как часто делали, когда дети были маленькими – они посерединке, мы по краям.

– Мы решили провести Рождество вместе – ради мальчиков, – сказала я Полли.

– Ты прикалываешься?! Кому это в голову пришло, ему или тебе?

– Мне. Он выглядел таким жалким… – Брам и вправду походил на смертника, которому неожиданно дали отсрочку приговора. А его страх по поводу незаконной съемки на концерте? Прежний Брам только радовался бы лишней возможности нарушить правила! Меня смутила глубина его благодарности и прячущейся за ней печали, как будто он и вправду думал, что не доживет до следующей зимы. – И потом, можешь себе представить Рождество у его матери?

– Настоящий религиозный праздник? Да, это странно. – Полли одарила меня предупреждающим взглядом. – Главное, чтобы твоим подарком ему под елочку стало свидетельство о разводе.

Элисон отреагировала мягче.

– Хорошая идея. Ты такая добрая, Фия. Представляю, как заманчиво было бы наказать Брама, оставив за бортом в праздник…

– Не уверена, что его нужно наказывать, – ответила я. – Кажется, он сам успешно справляется.

#жертвафия

@tillybuxton #жертвафия – сама себе худший враг. Хотя, наверное, некрасиво обвинять жертву.

@femiblog2016 @tillybuxton Зато очень распространено. Это называется «гипотеза справедливого мира»: мы получаем то, что заслуживаем.

@IanHopeuk @femiblog2016 @tillybuxton Не верю ни секунды #жизньдерьмо

Как я уже говорил, в последнее время я целиком посвятил себя семье. Никаких рождественских вечеринок, мероприятий на работе; вторничные посиделки в «Двух пивоварах» тоже прекратились. Мужчин с Тринити-авеню я видел лишь однажды, после того концерта, у Кирсти и Мэтта – теперь мне нужно было следить за речью, так что пришлось изолировать себя от прежней компании.

При этом я как никогда наслаждался жизнью в нашем районе, вбирая мельчайшие детали, словно только что выбрался из трущоб: останавливался посреди парка, закрывал глаза, ощущая на лице дуновение свободы, чистое, свежее и в какой-то мере защищающее . Может, это было всего лишь облегчение при выходе из дома, который я собирался украсть, или из квартиры, которая превратилась в штаб стратегического планирования кражи. А может, временная передышка от непреодолимого зова всех электронных устройств, на которых я просматривал статьи о тяготах тюремной жизни.

Помню, резкий холод вдруг сменился потеплением, навевая мысль о наказании и отсрочке приговора. Временами я находил в этом странное успокоение: если нельзя принять хорошее как должное, то и плохое тоже нельзя.

Этот стих мы учили в школе.

Правда, нам тогда не объяснили, что худшее несчастье человек причиняет себе сам.

– Зачем тебе это, Вэнди?

– Что?..

Захваченная врасплох, она издала нервный смешок, комкая бумажную салфетку.

– Я серьезно. Почему ты за него так цепляешься?

Обычно я старался сводить общение к минимуму, отделываясь неразборчивым мычанием в ответ на ее попытки флиртовать, и всячески избегал ее взгляда, чтобы не впасть в бешенство. В качестве посредника Вэнди прикидывалась девочкой-простушкой, но я был бы полным идиотом, если бы забыл ее прошлые грехи: холодную жестокость, с которой она звонила в больницу, чтобы поиграть у меня на нервах; садистское наслаждение, с которым раскрыла карты после ночи вместе…