Наталья Веселова - Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

– Ладно, я… – сдалась Татьяна. – Хоть я и не собиралась больше, но… Раз уж у нас и так последний день… В общем, грустная история будет про нашу встречу одноклассников в мае – как раз перед… эпидемией. Прошло тринадцать лет, как мы школу окончили.

История восьмая, рассказанная давней выпускницей школы Татьяной, о том, как суровый мужчина заплакал.

Всем нам, бывшим одноклассникам, исполнилось сорок. «Всего» или «целых» – зависит от того, кто слушает. Лично я сказала бы, что на ту встречу одноклассников в ресторане пришли, на мой взгляд, очаровательные девушки и красавцы-ребята. Абсолютно все мы, как я самонадеянно считаю до сих пор, выглядим значительно моложе своих лет… Вопрос только – а как же нужно выглядеть, чтобы тебе давали «свои»?

В детском садике (о, да, давно) у меня была воспитательница, про которую мои тридцатилетние тогда родители говорили так: «У нашей дочки, она, к счастью, пожилая, добрая». Я ее отлично помню: высокая, крупная. Всегда либо в темно-сером глухом платье, либо в закрытом буром сарафане, под которым – светлая блузка с длинным рукавом. Темные волосы коротко подстрижены, на ногах – плотные телесные чулки и черные тапочки. Мне было три годика, и я интуитивно относила ее к поколению своей прабабушки. И вот случайно нашла пачку детсадовских фотографий, на которых была и та добрейшая Антонина Прокофьевна в окружении нас, своих мелких воспитанников… Никакого умиления у меня не получилось – только отчетливый ужас: ей тогда было около сорока. Не больше. Она не наряжалась, не красилась и выглядела «на свои» – только и всего. Не знаю, полагалось ли тридцать семь лет назад всем женщинам «под сорок» одеваться «сдержанно», или просто та воспитательница сама так считала, но она всегда была и остается одним из немногих людей моего детства, о которых я вспоминаю с благодарностью и симпатией.

Но на том вечере в ресторане все мы оказались выше всяких похвал, честное слово: модно причесанные, неброско подкрашенные, в брендовых нарядах (у кого-то, может, та кофточка была единственной – но кто ж о таком рассказывает!). Парни, конечно, делали нам комплименты – дескать, мы с выпускного вечера ну, ни капли не изменились, хоть сейчас на дискотеку… Праздновали встречу долго, и под конец один из наших дорогих «мальчиков» – а ныне серьезный мужчина с раскрученным бизнесом – надрался, как говорится, «до утраты лика». И этим самым утраченным ликом упал он – нет, не в салат, рядом с тарелкой – и заплакал. Подняли, опросили. Салфетками отерли горькие слезы и поинтересовались причиной рыданий. Он обвел нас честным мокрым взглядом и сознался: «Потому плакал, что жалко мне вас, девчонки». «Как – жалко?! Почему?! – всполошились вокруг него молодые красавицы. – За что нас жалеть?!». «Да старые вы и страшные», – горько ответил Ваня.

В ресторане стало тихо. Совсем. Только кондиционер гудел.

Все снова затихло и в подземелье. Может быть, Татьяна и ждала взрыва мужского негодования с уверениями в ее вечной молодости и неотразимости – но их не последовало и последовать не могло: моргающий свет подкрученной керосинки бросал безжалостные грубые тени на все без исключения лица – и даже почти первоклассница Олечка выглядела потрепанной временем старушкой-карлицей… А уж взрослые обоего пола, и вовсе напоминали несчастных призраков без возраста, истерзанных заботами и страхом, ни на секунду не забывающих о царящей наверху настоящей королеве – Ее Величестве Чуме… Молчание становилось тяжелым – и никто не нарушал его, остерегаясь фальшивой ноты, которая годами будет терзать неуклюжего утешителя при воспоминании об этих темных собраниях десятерых полумертвецов.

– Моя очередь, – наконец, сипло проговорил Митя. – Я хотел рассказать про цыганский гипноз…

История девятая, рассказанная приметливым юношей Митей о том, что от цыганок на улице не спасет никакая просвещенность.

Зашел я как-то зимой к однокласснику, сидим, болтаем, его мама нас супом с цветной капустой кормит. Вдруг раздается длинный, тревожный звонок в дверь – такой, что сразу понятно: что-то случилось. Бежим вместе с прихожую с одной мыслью: только бы ни с кем из их семьи никакого несчастья! Мама одноклассника смотрит в глазок и открывает дверь: на пороге их заплаканная соседка. Даже не то что заплаканная, а вся в красных пятнах, лицо искажено, трясется и причитает. Завели в кухню, налили воды – у нее аж зубы стучат о край чашки! Причем женщина – не замухрыжка, а вполне ухоженная, хорошо одета: дорогой пуховик с рыжей лисой, замшевые сапоги, идеальная стрижка, ногти такие красивые, с рисунками и камушками… Но ни перчаток, ни украшений, ни даже шарфика на шее! Кожаная сумка расстегнута по всей длине и почти пуста! Рыдает, икает, сквозь слезы рассказывает такую историю:

Ездила на кладбище цветы на могилу родственника положить. Когда вышла оттуда на стоянку машин, – подбежали цыганские дети, просят «копеечку». Она сдуру и достала десятирублевики из кармана, стала им совать: положено ведь милостыню подавать в память усопшего. А цыганята как окружили ее стаей со всех сторон – буквально налетели, хватают, теребят, галдят, тянут грязные ладошки! Отбиться невозможно – дети же, нельзя их ударить! Но иначе невозможно… Раздала всю мелочь, стала их расталкивать, чтобы прорваться к дверце машины. Один – она видела, что нарочно! – прямо перед ней упал в лужу и дико закричал: «Убила! Убила! А-а-а!». Остальные толпой подхватили, в машину сесть не дают, оттесняют, крики все громче… Вдруг, откуда ни возьмись – две взрослые цыганки: «Наших детей бьешь! Искалечила! Теперь тебе ввек здоровья и счастья не видать!». И вот тут женщина, очень хорошо осознавая действительность, – то, что ее грабят на улице! – стала сама снимать с себя кольца, серьги, дорогие часы и добровольно отдавать цыганкам. Затем открыла кошелек, вынула все наличные и тоже отдала, а вслед – и несколько дорогих безделушек из сумки: позолоченную зажигалку, серебряный с эмалью дамский портсигар, еще что-то… При этом она прекрасно понимала, что делать этого нельзя, она творит безумие, – но и остановиться не могла! Кончилось тем, что отдала лайковые перчатки, норковый берет и даже шелковый платок с шеи! И все это – безо всякого насилия!

Внезапно наступила тишина – женщина как вынырнула. Вокруг никого не было. Цыган и след простыл. Распахнутый пуховик и пустая сумка только с документами и картами внутри. Странно, что пуховик не сняли и сумку не забрали…

«Мне даже в голову не могло прийти, что такое может со мной случиться! – надрывалась соседка. – Я ведь просвещенный человек, сто раз об этом читала и слышала! Всегда сторонилась цыган, боялась их, как огня, никогда не заговаривала! Знала, что многие из них владеют гипнозом! И вдруг – такое! Со мной!».