Говард Лински - Поиск

Он встретился взглядом с Уиклоу.

― Честно говоря, у меня есть дела и поважнее, чем слушать критику моих ограниченных карьерных возможностей от человека, который каждое утро срет в ведро в своей камере и не гулял в парке, по меньшей мере, лет пятнадцать.

Брэдшоу встал.

― Так что, пожалуй, я лучше пойду.

― Не спешите, детектив, ― сказал убийца. ― И не переживайте вы так. Что посеете, то и пожнете.

Уиклоу мрачно улыбнулся.

― Что насчет испражнений в ведро, больше мы этого не делаем, благодаря мне. Вы могли читать о моей кампании в газетах. Я довел дело до Европейского Суда по Правам Человека, и я победил. С ведрами на вынос здесь покончено, кто может отрицать, что это к лучшему? Это было унизительно. Я полагаю, вы можете рассказать обществу многое о том, как обращаются с заключенными... но я отвлекся. Мы даже толком не представились друг другу.

― Я знаю, что вас зовут Уиклоу, меня Брэдшоу. А теперь, у вас есть, что сказать мне по существу, или я ухожу?

― Я не убивал Сьюзан Верити, ― резко ответил Уиклоу. ― Для вас это достаточно по существу?

― Тогда кто?

Убийца детей снова улыбнулся.

― С этим я мог бы вам помочь, ― лукаво сказал он, ― так почему бы вам не присесть?

Брэдшоу на мгновение заколебался. Он уже был готов уйти, он очень сильно хотел повернуться спиной к этому безумцу, но куда это приведет? Он выдвинул свой стул, который проскрежетал по полу, а затем снова сел.

― Я могу читать вас, как книгу, ― сказал Уиклоу. ― Вы ничего не скрываете, так ведь, детектив? Я точно знаю, о чем вы думаете.

Брэдшоу скрестил руки.

― И о чем я думаю?

― Для начала, вы не хотите находиться здесь. Вы выглядите так, будто предпочли бы находиться, где угодно, чем сидеть напротив меня. Стоит ли мне принимать это на свой счет, Брэдшоу? Говорите начистоту. Я вам отвратителен?

― Я и буду говорить начистоту, ― ровно ответил Брэдшоу. ― Да, отвратительны.

Выражение лица Уиклоу немного поменялось, возможно, смесь гнева и разочарования, но вскоре оно стало прежним. ― И все равно вы здесь. Большинство людей, посещающих меня, по крайней мере, вежливы, и вы знаете почему? Потому что они от меня чего-то хотят.

― Меня сюда послали, ― начал Брэдшоу, ― потому что мы узнали, что вы серьезно больны, и, что может быть вы захотите облегчить душу. Мне сказали, что вы умираете.

Голос Уиклоу был ровным, а слова спокойными.

― Умираю. Рак легких. Я виню в этом грязные самокрутки, которые мы здесь мастерим. Никаких фильтров. Они говорят, что у меня остались недели, может даже месяцы, ― затем он, казалось, просиял, будто это было забавно. ― Хоть я могу даже упасть замертво завтра, так они ответили, когда я надавил на них. Правда в том, что доктора на самом деле не знают. Они, как метеорологи, которые могут строить прогнозы на основании всех этих научных знаний и множества лет практики, но все равно ошибаться, по меньшей мере, в половине случаев.

― И вы считаете, что в этот раз они ошибаются?

Уиклоу покачал головой.

― Я умираю, ― подтвердил он. ― Они просто не знают, когда, ― он безрадостно рассмеялся. ― Так что вам лучше поспешить и сказать мне, чего вы хотите, пока не стало слишком поздно.

― Вы знаете, чего я хочу.

Уиклоу вздохнул.

― Вы бы хотели услышать о Сьюзан Верити и хотите, знать, где погребены тела. Это хотят знать все полицейские. Врачи, криминологи, психиатры, по крайней мере, я могу с интересом поговорить с ними о моих мотивах, моем прошлом: даже с отцом Нунаном нам удается провести интересный час вместе. Мы обсуждаем веру, Бога, загробную жизнь. Но с такими, как вы, все не так. Офицеры полиции такие скучные.

― Я здесь не для вашего развлечения.

― Те дети умерли и пропали. Обнаружение их сгнивших трупов не вернет их обратно и не принесет покой их семьям. Они думают, что принесет, но нет.

― Может помочь, ― сказал Брэдшоу, ― если они похоронят их по-христиански. Вы бы поняли это, если были бы по-настоящему религиозны, а не просто водили за нос отца Нунана.

Уиклоу усмехнулся.

― У меня есть вера, ― сказал он, но не стал вдаваться в подробности. ― А отцу Нунану нравится приходить сюда. Он пытается спасти мою бессмертную душу. Это тяжелая работа, и это прославит его. Бог поместит его на специальное облако, когда он умрет: красивое и большое, с видом на море. А что же насчет вас? Вы не хотите сделать имя и себе?

― Не особо.

― Разве не поэтому вы здесь? Вы утверждаете, что это ради семей, но на самом деле все дело в том, что вы и вышестоящие можете сделать себе карьеру. Если вы откопаете тех детей, вы, вероятно, получите повышение, чуть больше шиллингов в кармане в день зарплаты, свое имя во всех газетах. Это ведь настоящая причина?

Брэдшоу ничего не ответил.

Уиклоу вздохнул.

― Вы настоящая ходячая бомба.

Сейчас он выглядел скучающим, будто игра ему поднадоела.

― Сьюзан Верити, ― сказал Брэдшоу. ― Расскажи мне о ней.

Уиклоу тотчас же вновь заинтересовался им.

― Почему о ней? Почему именно о Сьюзан, а не о других?

― Потому что некоторые люди утверждают, что ты не совершал этого, но опять же, ты много чего говорил.

― Ну, если вы мне не поверите, зачем мне вообще что-либо рассказывать?

― Потому что ты умираешь, ― напомнил ему Брэдшоу, ― и это последняя игра, в которую тебе доведется сыграть. Если ты умрешь до того, как выдашь нам тела или признаешься в том, что случилось с Сьюзан, будешь пылиться в архиве, как нераскрытое дело, а ты этого не хочешь. Лучше уладить незаконченные дела, ты так не считаешь?

― Может быть, я останусь тайной, ― он улыбнулся. ― Как Джек Потрошитель. Все до сих пор говорят о Джеке, потому что никто не знает, кем он на самом деле был.

Брэдшоу кивнул.

― Но даже настоящий Джек умер, не получив признания за свою дурную славу. Его собственные соседи не знали, кем он был. В чем смысл всего этого? Тебя поймали и держат в тюрьме пятнадцать лет, и ты признался, что убивал детей. Ты не пытаешься отстоять свою невиновность или получить досрочное освобождение. Ни один министр внутренних дел никогда не выпустит Эдриана Уиклоу. Мы оба знаем, что такого никогда не произойдет, даже до твоего смертельного диагноза, который гарантирует, что такого не случится. Если мы поставим точку в твоей истории сегодня, тогда все ведущие врачи и студенты-криминологи будут продолжать говорить о тебе годами...

― В любом случае будут.

Уиклоу, казалось, снова заскучал, или, по крайней мере, был разочарован тем, что это все, что может предложить ему Брэдшоу.

― Да, но они никогда не поймут, ― сказал Брэдшоу.

Уиклоу слегка повернул голову, так что они снова встретились взглядом. Он заинтересовался этим, Брэдшоу это было очевидно.

― Играй по-крупному, Уиклоу, ― побудил его Брэдшоу. ― Выдай нам тела детей и расскажи нам о том, что случилось со Сьюзан, можешь записать это от начала и до конца. Расскажи им свою историю, чтобы никто не смог исказить ее. Разве ты бы этого не хотел? Разве это не стало бы идеальным завершением истории?