Кэти Лоуэ - Фурии [litres]

Но телефон так и не зазвонил.

На следующий день я заварила некрепкий чай в грязной чашке и выпила, сидя в кровати, окруженная книгами, глянцевые иллюстрации которых мелькали у меня перед глазами: яркая зелень и голубизна, обнаженные пышные и соблазнительные тела. Забыла уж, с каким именно школьным курсом эти книги были связаны, помню только, что за несколько недель до того взяла их в библиотеке, чтобы «подготовиться».

Зазвенел телефон. Я вскочила и выбежала на лестницу.

– Да?

– Доброе утро. Я хотел бы поговорить с мисс Вайолет Тейлор. – Голос в трубке звучал бодро и приветливо.

– Это я. – Сердце мое замерло на мгновение и тут же снова неровно забилось. Я не знала, кто это, но это не она. Не они.

– Меня зовут Дэниел Митчелл, я из газеты «Ивнинг ньюз». Уделите мне минуту?

Я замерла.

– А в чем дело?

– Вы ведь учитесь в «Элм Холлоу»?

– Да. – Я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно более безразлично.

– Ну вот. Это ведь прекрасная школа, верно?

Я промолчала.

– Мне говорили, что вы получали нечто вроде стипендии от мистера Холмсворта, декана вашей школы, недавно ушедшего из жизни, это так?

Я вздрогнула. Откуда ему известно мое имя? И что ему от меня нужно?

– Быть может, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов? Если, конечно, не слишком заняты.

Он мог услышать обо мне от кого угодно, подумала я. Допустим, кто-то из приятельниц Ники, застигнутый врасплох, мог сболтнуть мое имя, чтобы отвести внимание от себя или кого-то еще, – упомянуть слушок, сплетенку, настолько случайную, что на нее и внимания обращать не стоит.

С другой стороны, мог узнать и от кого-нибудь из них, возможно, от Алекс, чтобы переключить на меня чье-то пытливое внимание взгляд. «Но зачем? – нервничая, подумала я. – Что ей это даст?»

– Мисс Тейлор? – Голос в трубке оторвал меня от моих мыслей.

– Да. Так что вы хотели узнать?

– Ну, например… – Он откашлялся. – Например, не казалось ли вам странным его поведение в последнее время перед смертью? Не заметили ли вы чего-нибудь подозрительного?

– Я не… Не знаю.

– Вы ведь были довольно близки, не так ли?

– В смысле?

– Ну, у вас были довольно тесные рабочие отношения… достаточно тесные для того, чтобы он отвозил вас вечером домой. Наверное, вы ему доверяли. А он вам. – Говорил он весело, хотя было в его тоне нечто вызывающее дрожь.

– Откуда вы взяли все это?

– Боюсь, этого я вам сказать не могу. Свои источники я вынужден хранить в тайне.

Я вспомнила, как Алекс отреагировала на рассказ Робин о той поездке: в ее тоне прозвучали и обвинение, и угроза. Кому еще это могло быть известно? Кто еще это мог быть?

– Ладно, не имеет значения. Все это ложь, – холодно ответила я.

– В самом деле? – Вопрос прозвучал чисто риторически, словно требовал дальнейшего осмысления. – Впрочем, пусть даже такие отношения у вас и были, это неважно. Вам ничто не угрожает. На самом деле я стараюсь понять, не подозревали ли другие ваши учителя, что… Ну, вы меня понимаете.

– Не понимаю.

– Что у вас в школе завелся… – Он задумчиво поцокал языком. – Завелся, как бы это сказать, извращенец.

Интересная у него манера говорить: паузы посреди фразы, повторы. Что это? Какой-то журналистский прием?

– Я знаю, мисс Тейлор, что в последнее время вам пришлось через многое пройти, – прервал он наступившее молчание. – Наверное, вы все еще переживаете смерть отца – ведь он погиб в автокатастрофе, верно? – Я почувствовала, как пол закачался под моими ногами, схватилась за перила. – А вместе с ним потерять и маленькую сестренку – ужасно. Просто ужасно. Трудно даже представить себе ваши чувства. И вот еще что, Вайолет, – могу я вас так называть?

– Нет.

– Ладно, пусть будет мисс Тейлор. Но, знаете ли, нет ничего постыдного в том, чтобы испытывать страх. Любой на вашем месте…

– Я не испытывала никакого страха, – оборвала его я.

– Простите?

– Я не боялась. Его-то уж точно. – Я помолчала (драматическая пауза на сей раз в моем исполнении – может, эта странная манера речи заразна?). – Других людей – да, боялась. – Слова, казалось, выскакивали сами по себе, помимо моей воли. – Но его – никогда. Вас обманули, сэр. И на вашем месте я бы обратилась к тем, кто это сделал.

Я со стуком бросила трубку на рычаг. Руки у меня дрожали. «Что все это значит? – думала я, чувствуя, как внутри расползается липкий страх. – Что происходит?»

Я заглянула в окно комнаты Робин, увидела в стекле свое отражение, бросила горсть камешков, как не раз делала она, приходя ко мне. После того первого неудачного звонка я набирала ее номер вновь и вновь, и всякий раз безуспешно. Попробовала дозвониться до Грейс, потом до Алекс. Состояние мое было близко к панике, мысли метались, разбиваясь одна о другую, как волны о пирс, страх переворачивал внутренности, подавляемый лишь силой воли, настойчивым бесконечным речитативом: «Они не скажут. Не скажут».

Но одной воли оказалось мало. Спотыкаясь на каждой ступеньке, я спустилась с лестницы, закинула на плечо сумку и побрела прочь от дома, колени дрожали и подгибались на каждом шагу. Был полдень, в кофейне почти никого. Дина сидела, как на насесте, за стойкой и листала какую-то книгу.

– Никого из наших не видела? – едва слышно спросила я.

Она холодно посмотрела на меня и покачала головой.

– Уже целую неделю не появлялись. – Она пожала плечами. – И бог знает, когда появятся.

Я пошла к пирсу. В воздухе постепенно сгущались сумерки. Вокруг русалки крутились дети, казавшиеся неизмеримо моложе нас (хотя на самом-то деле, по годам, это не так. Просто я сама себе казалась старше под гнетом пережитого: душа выжжена и опустошена). Ворота, ведущие в дом Алекс, были заперты, на звонок никто не ответил, свет внутри выключен. Дом Грейс тоже выглядел с улицы пустым, а постучать я побоялась.

Таким образом, дом Робин оказался последней моей попыткой.

– Извини, – произнесла женщина, открывшая скрипучую входную дверь, – но почему было не позвонить в звонок?

По фотографиям, которые раньше попадались мне в холле, я узнала мать Робин: простая, скромная женщина, такая, какой я всегда хотела бы видеть собственную маму, – женщина, готовая обнять, приласкать, ободрить. Но на меня она смотрела с выражением какого-то отвращения, и мне почему-то стало стыдно – я осознала, насколько душевно опустошена.

– Миссис Адамс? – Я выдавила смущенную улыбку. – Извините. Не думала, что кто-то дома.

Она молча смотрела на меня.

– Вообще-то я Робин искала. – Голос у меня, как нередко в присутствии старших, сделался писклявым (на это мне часто указывали в старой школе, но в «Элм Холлоу», кажется, никто не обращал внимания. Судя по всему, наши наставники были сосредоточены на возвышенном, а подобные мелочи оставляли учителям государственных школ, давно уже утратившим всякие амбиции).