Кэти Лоуэ - Фурии [litres]

– А вы?.. – Она скрестила руки на полной груди, одна пуговица готова была вот-вот оторваться.

– Вайолет Тейлор. Приятно… приятно познакомиться с вами, – нервно представилась я.

– Ах вот как. Стало быть, вы и есть та самая знаменитая Вайолет.

Я кивнула, чувствуя, что меня даже немного распирает от гордости.

– Она самая.

– Извини, Вайолет, – сказала она, отступая на шаг. – Робин нет дома. И я попросила бы тебя больше здесь не появляться.

– Что?

– Я не хочу видеть тебя у себя дома. Я не хочу, чтобы ты приближалась к моей дочери.

Она захлопнула дверь. Я сделала было шаг вперед, но слишком поздно; дверное стекло задрожало от сильного удара.

Я постучала, еще и еще раз, забарабанила ладонями по двери.

– Миссис Адамс! – прохрипела я. – Робин!

Дверь снова распахнулась, и от удивления я подалась назад. На пороге стоял какой-то мужчина. Миссис Адамс держалась за ним; вид у нее был довольный – вид победительницы. Мужчина посмотрел на меня, и я узнала эти глаза – глаза Робин.

– Кто вы? – дерзко спросила я.

Он засмеялся, тем же издевательским смехом, какой я так часто слышала от Робин.

– Вам лучше уйти, Вайолет.

– Да кто вы такой? – Меня охватило смутное неприятное предчувствие. – Где она?

– Я ее отец, – сказал он ровно, спокойно. Покровительственно.

Я вспомнила наш первый разговор, самое начало знакомства.

«Знаешь, а у меня отец тоже умер», – сказала она тогда, и мне стало неловко оттого, что я заговорила на эту тему.

– Отчим?

Он вздернул брови. На мгновение мне сделалось даже приятно – я смогла его удивить.

– Нет. Отец. А теперь вы должны уйти.

Он закрыл дверь, и я вновь яростно забарабанила по ней. Потом взяла себя в руки, привалилась к двери, устыдившись собственного поведения. Повернулась, пошла через газон, сбивая по дороге аккуратно рассаженные на клумбах цветы, перешла улицу и еще раз осмотрела дом. За окном комнаты Робин раскачивались на ниточках бумажные птички, записки, которыми мы так любили обмениваться, когда были связаны невидимыми узами.

– Робин! – крикнула я осипшим от сигарет и недолеченной болезни голосом; на нижнем этаже шевельнулась занавеска, тень миссис Адамс закрыла окошко на двери.

– И что это было? – послышался у меня за спиной чей-то голос.

– О господи, Ники, – вздрогнула я. – Ты-то что здесь делаешь? Следишь, что ли, за мной?

– С чего это тебе в голову пришло? – фыркнула она. – Ты, конечно, у нас звезда, но все же… Да нет, ничего подобного. Просто здесь неподалеку мой приятель живет. – Она указала куда-то в сторону вершины холма, где располагались коттеджи с видом на городок. – Но если серьезно, – Ники было не так-то просто отвлечь от того, что ее занимало, – что такого ты умудрилась натворить, что вывела из себя даже такую, как она?

– Понятия не имею.

Я продолжила свой путь, Ники семенила за мной.

– Мне всегда казалось, что мамаша у нее славная. В отличие от дочери, – с нажимом добавила Ники.

– О да, на вид.

– Она учительница. Преподавала в моей начальной школе, только не в моем классе. А вот Джоанна училась у нее и всегда говорила…

Я перестала ее слушать. «Как понять то, что только что случилось? – думала я вне себя от ярости. – И если ее нет дома, то где она?» Мысли путались, казалось, загоняли одна другую куда-то во тьму, а я пыталась собрать разрозненные части воедино, понять, что же произошло. Ники продолжала болтать о чем-то своем. «Может, она снова попала в клинику?» – подумала я, хотя верилось с трудом. Вспомнилось, с каким изумлением, раскрыв рты, смотрели на нас Алекс и Грейс, когда Робин поведала о том, что мы сделали. Что я сделала. «Но ведь они никому не скажут. Или скажут?»

– Ну же, Вайолет. Идем. Оторвемся.

– Ненавижу этих типов, – отмахнулась я.

– Каких типов?

Проходя мимо витрины магазина, она слегка выпрямилась, откинула назад волосы, они густыми прядями рассыпались по плечам. Просигналила проезжавшая мимо машина; Ники разгладила юбку и захихикала, неумело подражая Мэрилин Монро.

– Да всех их. Тупицы.

Она закатила глаза.

– Ну, если тебе нравятся девушки, так и скажи.

– Девушки мне не нравятся.

– Ладно, ладно, – заулыбалась она. – Просто… Словом, никакие они не тупицы. Нормальные ребята. Хорошо посидим. Там все будут. – Она немного помолчала. – Ну, почти все.

Я вздохнула. Меня явно подначивали, сейчас Ники расскажет что-нибудь такое, что ей известно, а мне хотелось бы знать. Доставлять ей удовольствие не хотелось, но…

– О чем ты? – вес же спросила я.

Она пожала плечами.

– Может, ты знаешь даже больше, чем я. Ведь это, в конце концов, твои подруги.

– О чем ты?

– Ну, Верити Фэррон сказала, что вчера утром видела около дома Алекс полицию. С тех пор ни ее, ни Грейс в школе не было.

Земля, казалось, перестала вращаться; улица опасно накренилась.

– Что?!

– Ну да, – кивнула она. – Непонятно. – Она помолчала. – Ну, так как, идешь?

– Куда?

Она ткнула меня в плечо.

– Куда, куда. На вечеринку. – Ники закатила глаза. – Нельзя быть такой рассеянной. С тобой никогда не знаешь, слушаешь ты или нет.

Я глубоко вздохнула, выпрямилась.

– Да, пожалуй, нет, настроения нет.

– Не будь занудой.

– Забей. – Я мотнула головой в сторону улицы, мимо которой мы только что прошли. – Разве твой приятель не там живет?

– А я что? Я только за компанию пройтись, – улыбнулась она. – Но намек поняла. Увидимся, Виви.

Она наклонилась и слегка чмокнула меня в щеку. Я не пошевелилась, не могла себя заставить. «Вайолет, – сердито подумала я. – Виви меня зовет только Робин».

В тот вечер я набрала ее номер три, четыре раза – никто не ответил. На пятый даже длинного гудка не последовало. Я представила себе, как миссис Адамс выдергивает шнур из розетки пухлыми пальцами.

– Сука, – вслух сказала я, не отрываясь взглядом от трубки. – Конченая сука.

Я понимала, что этим делу не поможешь, да и постоянные звонки больше напоминают домогательство. Не собирается ли она сообщить в полицию? А может, девушки уже позвонили? Выложили все, что мы сделали, и их три версии наверняка сходились и противоречили всему, что могла бы сказать я, и таким образом получалось, что убийство – моих и только моих рук дело.

Я сидела на полу, пощипывала себя за живот большим и указательным пальцем и тосковала по тем беззаботным временам, когда я была ребенком – пухлым, с мягкими ручками и ножками. Я не узнавала себя: колени заострились и огрубели; костлявые ноги, костлявые руки, механические движения, пульс бьется у самой поверхности кожи, так что видно невооруженным глазом. Как я позволила себе стать такой, даже не знаю, я была поглощена мыслями о девушках, ощущала себя одной из них. Превращение оказалось таким же быстрым, как и падение: пропущенные обеды, легкая выпивка, краткие незабываемые мгновения.