Леона Дикин - Игра [litres]

– Не смогу. У меня нет такого права. Они пошлют меня подальше.

– Говорю же, если Грейсона арестовали, значит, он не справился с заданием. Такие люди пропадают без вести. Если Грейсон покинет полицию один, могу ручаться, он исчезнет бесследно.

– Ну и что?

– Да ладно вам, сержант Грин. Он еще молод, у него вся жизнь впереди, отец его обожает. Его будущее еще может быть светлым.

– Вы правда верите в эту чушь? Он ведь отъявленный псих. По мне, так лучше бы его и не было.

Полицейские сталкиваются с неприглядной изнанкой общества. От этого меняется их восприятие.

– Не важно, разделяете вы мои взгляды или нет. Мы подозреваем, что ему грозит беда, если не вмешаться, значит, надо действовать.

– Но с чего вы подозреваете, что он в опасности? – спросил Грин.

– Вы правда считаете, что все сто девять игроков до сих пор участвуют в игре? Как бы не так. Как бы умно ни была устроена игра, она не в состоянии удерживать внимание психопата больше года. У них просто не хватает на нее терпения.

– Значит, кто-то устраняет их? Серьезное заявление. Чем докажете?

Вопрос был законный. Но иначе цифры просто не сходились.

– Если от меня требуется позвонить помощнику главного констебля Баркеру и убедить его сделать необходимые звонки, я могу.

– Нет, не надо. Попробую справиться сам. Скажу им, что мне надо допросить его в связи с бристольским делом и что я сам скоро приеду.

Упоминание фамилии Стива достигло цели.

– Спасибо, Фил.

Блум повесила трубку и нашла место в вагоне. Потом проверила сообщения: одно от Джеймсона – они в пабе «Шлюз», затем телефон зазвонил.

– Доктор Блум? Это Либби Гудмен.

– А, Либби.

– Я ждала, что кто-нибудь приедет, но…

– Извините. В силу обстоятельств сегодня приезд оказался невозможным. – Блум слышала в трубке плач ребенка.

– Мне надо поговорить с вами об эсэмэске, которую я получила сегодня утром от Стюарта.

Блум резко выпрямилась на сиденье, прижав телефон к уху.

– Что в ней?

– Просто вопрос об имени ребенка.

– Вы не могли бы прочитать ее мне, Либби?

– «Как ты назвала моего ребенка?» И все.

«Моего ребенка». Блум встревожилась. Психопаты – эгоистичные собственники.

– А что ответили вы?

Напротив Блум сел пожилой джентльмен в кремовых слаксах, бледно-голубой рубашке и коралловом джемпере – не надетом, а наброшенном на плечи. Одежда состоятельного пенсионера.

– Написала, что, если он хочет узнать, пусть позвонит мне. Но он не позвонил. Несколько раз я звонила сама, но никто не отвечал. Голосовая почта не включалась. И я не знала, стоит ли снова слать эсэмэску.

Блум полагала, что Либби, замотанную молодую маму, вряд ли обрадует правда о Стюарте, услышанная по телефону. Это тема для разговора при личной встрече.

– А если я загляну к вам завтра и мы все обсудим?

Либби согласилась, сказав, что попозже утром будет удобнее всего, между сном и кормлениями. И отключилась. Блум заметила обращенный на нее взгляд пожилого джентльмена и улыбнулась ему. Он отвел глаза. Слушал ее разговор? Блум посмотрела в окно, на приближающиеся городские высотки. Узел страха в животе завязывался туже и тяжелел. Она бросила взгляд на соседа напротив и снова отвернулась. Это уже попахивает паранойей. Он просто одинокий немолодой мужчина, с удовольствием разглядывающий в поезде женщин помоложе.

Или один из игроков, получивший задание следить за ней.

Блум постаралась отодвинуться на своем сиденье и вытянуть шею так, чтобы взглянуть в сторону дверей сначала в одном, затем в другом конце вагона. Указатель туалета обнаружился позади. Она поднялась и прошла через предыдущий вагон, миновала туалет и заняла место лицом в ту сторону, откуда пришла. И занялась своим телефоном, то и дело поглядывая на дверь. Ее пожилой попутчик так и не появился. Конечно же, нет.

По прибытии поезда в Лидс Блум осталась на своем месте, пока выходили другие пассажиры. На перроне женщина в красном плаще пыталась усадить в прогулочную коляску малыша, а тот вопил и отбрыкивался. Блум поднялась – она просто не могла не предложить помощь, – но к тому времени, как дошла до двери, какой-то мужчина уже взялся помогать матери. Блум остановилась в дверях, наблюдая. Помощником был тот самый пожилой джентльмен. Он дружески улыбнулся матери, слегка наклонился, показал язык малышу, и тот перестал бить ножками на краткое время, которого как раз хватило матери, чтобы просунуть его пухлые ручонки под ремешки и защелкнуть пряжку. Раскрасневшееся лицо матери лоснилось от пота. Она улыбнулась мужчине, на ее лице отразились облегчение, признательность и толика смущения. Пожилой джентльмен сказал ей что-то, отчего она рассмеялась, и дружески пожал ей руку. Потом он выпрямился и посмотрел на Блум в упор. Она сохраняла невозмутимое выражение лица, пытаясь раскусить его. Незнакомец улыбался, но его глаза оставались равнодушными. И вдруг он подмигнул.

Сердце Блум заколотилось так, что стук отдавался в ушах. Она сошла с поезда, а когда снова подняла глаза, незнакомец исчез. Его не было на перроне ни с той, ни с другой стороны от Блум. А до встречи с Джеймсоном оставалось минут пять или даже меньше, если идти быстрым шагом.

Когда она приблизилась к голове состава, из кабины спустился машинист и закрыл за собой дверь. Это был молодой парень с нездоровой бледностью на лице; гелем для укладки волос он явно злоупотреблял. Он улыбнулся Блум, посмотрел поверх ее плеча и, к ее полной растерянности, вскинул подбородок и снова улыбнулся. Она взглянула на отражение в оконном стекле, чтобы увидеть, кто идет за ней. Это был пожилой джентльмен. Должно быть, он снова шагнул в вагон и дождался, когда она пройдет мимо. Потому и исчез. Ей не хотелось доставлять ему ни удовольствия, ни преимущества, поэтому она не подала и виду, что заметила его, и продолжала идти вперед, стараясь держать голову поднятой, а спину прямой. По эскалатору она шагала до тех пор, пока ей не преградили путь невысокая азиатка с сыном. Они так увлеклись разговором, что не слышали просьб пропустить ее.

Блум коснулась плеча мальчика и попросила:

– Извините, можно мне пройти?

Но к тому времени, как они обернулись, извинились и посторонились, все трое уже достигли верха эскалатора. Блум боролась с желанием броситься бежать. Может, он и не идет за ней – например, застрял внизу на эскалаторе, за каким-нибудь медлительным семейством. Она стремительно прошла мимо киоска с выпечкой и свернула за «Старбакс». Впереди показались турникеты, работающие на выход. В поисках билета она сунула руку в левый карман своего пальто. Там билета не оказалось. Поискала в другом кармане – тоже пусто. Открыла сумочку, потом бумажник и продолжала приближаться к турникету. Дежурный стоял на посту по другую сторону турникетов. Других пассажиров у этого выхода не было. Она перебрала содержимое бумажника – билета не было. Так она и знала. Неужели оставила его на сиденье? Уронила на пол? К горлу подкатила горячая и кислая волна паники.