Леона Дикин - Игра [litres]

Бердсли отреагировал на тон Джеймсона моментально: выхватил из кармана шокер и нацелил его на Сару.

– Вы же не новичок в своем деле, Джеймсон. Вам известно, что это такое и что будет с вашей подружкой, если я нажму кнопку. Вы ведь не хотите этого, правда? – Улыбка Бердсли не отражалась в его глазах. – С другой стороны, если вам все равно, то вам наверняка понравится смотреть, как корчится на тротуаре ее красивое тело. Как скажете.

Обезоружить его Джеймсон не мог. Но идти куда-то вместе с психопатом было бы безумием.

– А если вам вздумалось погеройствовать, вспомните, что эта штучка убьет вашу прелестную спутницу, если у нее есть сердечные болезни.

Джеймсон вгляделся в глаза Сары, пытаясь прочесть в них разрешение. Нельзя просто подчиниться этим чокнутым. Их единственный выход – сопротивляться. Но взгляд Сары не выражал ничего.

А потом Бердсли произнес слова, которые разом изменили ситуацию:

– Нам лучше поспешить. Доктор Блум ждет.

Блум сидела на деревянном стуле. Ее запястья были связаны веревкой, которая, туго натянувшись, стягивала и щиколотки. Ступни были поставлены прямо, ладони лежали на коленях. Перед ней стояло еще два таких же стула, на их спинках висели веревки, а вокруг этих трех по кругу располагались шесть совсем других стульев – с мягкими сиденьями, обитыми пурпурным бархатом. Все шесть были пусты. Блум сидела одна.

Стюарт и его товарищ привели ее в заброшенное помещение где-то среди темных арочных проходов за железнодорожной станцией Лидса. За все время мужчины не проронили ни слова. Пропускали мимо ушей все ее вопросы. У нее забрали телефон, связали ее и ушли. Несколько арочных проходов, обращенных к Грэнери-Уорф, перестроили, превратив в стильные бары и рестораны, но этот, внутренний, служил только стоянкой. Его стены и потолок были кирпичными, неоштукатуренными, пол весь в выбоинах, обнажающих булыжники, скрытые под бетоном. Здесь было холодно и пахло сыростью. Слева Блум видела шесть больших окон с частыми переплетами, стекла в которых потрескались и закоптились за долгие годы запустения. Заходящее солнце придало им горчичный оттенок. Справа находился въезд с двустворчатыми деревянными воротами, выкрашенными черной краской и сейчас наглухо запертыми. Блум пыталась звать на помощь в надежде, что ее услышит случайный прохожий, но напрасно.

Ворота снова открылись, и Блум встретилась взглядом с Джеймсоном. Бешенство на его лице смешалось с тревогой, когда он заметил, что она привязана к стулу. За ним ввели женщину с длинными светлыми волосами – вероятно, его новую подругу, Сару. С ними вошел какой-то человек в сером костюме, их сопровождали Стюарт, пожилой джентльмен и невысокая полноватая женщина явно смешанного происхождения. Дениз.

– Садитесь, – велел серый костюм Джеймсону и указал на стул справа от Блум.

Блум думала, что он откажется, но он выполнил распоряжение. Саре указали на последний из жестких стульев, где Стюарт начал связывать ее запястья в точности так же, как они были связаны у Блум. Сара старалась смотреть не на Стюарта, а на Джеймсона. Испуганной она не выглядела. Блум поняла, что Джеймсона наверняка впечатлит ее смелость.

– Ты в порядке? – Джеймсон коротко взглянул на Блум.

– Да. А ты? – ответила она.

Он промолчал. Его внимание было приковано к Саре.

– Не волнуйся, – заговорил он. – Ты здесь только по одной причине: они используют тебя, чтобы досадить мне. С тобой ничего не случится. Я об этом позабочусь.

Джеймсон говорил с непоколебимой уверенностью.

Сердце Блум сдавила грусть.

Мужчина в сером связал Джеймсона и отошел к остальным, рассевшимся на бархатных стульях.

– В окружении психов. Повезло нам, – сказал Джеймсон и посмотрел на два свободных бархатных стула – один за Сарой, другой за Блум. – Кто-то не страдает пунктуальностью.

Их наблюдатели не ответили.

– Вы Сара, да? – спросила Блум.

– А вы, должно быть, Огаста. Не лучшие обстоятельства для знакомства, но… приятно познакомиться. Маркус рассказывает о вас столько хорошего.

Блум улыбнулась.

– Мы повышаем друг другу самооценку, да, Маркус?

Это прозвучало слегка по-детски, но она ничего не могла с собой поделать. Может, потому, что ее привязали к стулу. А может, потому, что в жестокой реальности все внимание Джеймсона досталось другой.

Блум огляделась. У нее никогда не возникало вопроса о том, почему существуют психопаты. Это самая незамысловатая из всех моделей человека, созданных эволюцией. Мы рождаемся одинокими, умираем одинокими, и путь между рождением и смертью проходим в одиночку. Так почему бы не сосредоточиться целиком и полностью на этом единственном существе?

Она увидела, какими глазами Джеймсон глядит на Сару.

Любовь. Вот в чем дело. Было совершенно ясно, что Маркус Джеймсон, ее самый верный союзник и ближайший друг, влюбился. И этим разбил ей сердце.

Блум снова повернулась к Саре:

– Мендакс – необычная фамилия. Латинская?

Сара удивленно улыбнулась.

– Вообще-то да. Между прочим, до вас никто и никогда об этом не спрашивал.

– Почему мы здесь и кого мы ждем? – Джеймсон обернулся, вытянув шею. – Ну ладно, ее можете отпустить, – Джеймсон кивнул в сторону Сары. – Она тут вообще ни при чем.

От Блум не ускользнула быстрая улыбка, пробежавшая по губам Сары.

– Никого больше они не ждут, Маркус, – сказала Блум. – Два оставшихся стула – для двоих из нас.

Джеймсон уставился на нее, мысленно соединяя линиями последние точки рисунка, устанавливая связи.

– Последнее испытание?

– Не столько испытание, сколько приглашение, как мне кажется. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь. – Она обвела взглядом всех присутствующих в помещении.

– Не столько «слабо сыграть», сколько «слабо присоединиться»? – Он вгляделся в лицо Блум, и его саркастическая усмешка сменилась хмурой гримасой. – Ты что, всерьез считаешь, что они пытаются нас завербовать?

Блум медленно покачала головой:

– Не нас .

– Тебя? – уточнил он. – Но здесь же два места. Для кого второе? – Он снова оглядел остальных. – Эй, вы, кружок чокнутых! Для кого вы приготовили стул номер два? Я в ваши игры больше не играю. – Он посмотрел на Блум: – Почему они молчат? Ты же вроде бы говорила, что такие люди не прочь покрасоваться. Так почему же сейчас сидят как глухонемые?

– Потому что они, несмотря на свою психопатию, все-таки люди. Они приматы. И ждут, когда свое слово скажет их альфа. Правильно, Серафина?

Джеймсон извернулся на своем стуле так, что веревки врезались в тело, лишь бы посмотреть в лицо полненькой женщины с оливковой кожей, которая сидела слева от него.

– Это и есть твоя подопечная суицидница? Ты была права?