Вульф Дорн - Мое злое сердце [litres]

– Я та часть тебя, которую ты отрицаешь. Я твое злое сердце.

– Нет, ты ненастоящая! Все это ненастоящее. Я только представляю себе это.

Она кивнула.

– Да и в то же время нет. Мы там, где реальность бок о бок граничит с фантазией. Там, где находится наше настоящее «я». То, что мы называем сердцем. Мы в твоем сознании.

– Позволь мне уйти, – прошептала я, чувствуя, как что-то тяжелое наваливается мне на грудь и грозит задушить.

По моему лицу потекли слезы, но я слишком сильно дрожала, чтобы их вытереть. Руки мне больше не повиновались.

– Сделай так, чтобы этот кошмар исчез. Я не хочу здесь больше находиться.

Девушка-насекомое покачала головой, и я увидела тысячекратное отражение себя в ее фасеточных глазах.

– Нет, Дора, ты не будешь больше отрицать меня. Я часть тебя, не забывай этого. У тебя внутри не только хорошая Дора. Не бывает исключительно хороших людей. Ты должна научиться принимать меня.

Потом она подняла руку, и стало так светло, что мне пришлось зажмуриться. Я чувствовала, что со мной что-то происходит, и вдруг увидела, что нахожусь…

…в комнате Кая. Он стоит в своей зарешеченной кроватке и продолжает кричать. Я больше не могу сдерживаться и рычу на него, что он должен наконец-то затихнуть.

– Мамы нет дома, проклятье! Зато есть я, тебе этого мало? Почему ты не прекратишь этот рев?! Ты хочешь окончательно меня довести? Бен сейчас строит глазки моей подруге, а я сижу тут с тобой как прикованная. Это все из-за тебя!

Но он кричит и кричит, и мне кажется, его крик с каждой секундой становится все громче. Потом он берет свою подушку и со всей силой бросает мне под ноги. Это окончательно выводит меня из себя. Я тоже начинаю реветь, хватаю с пола подушку и бросаюсь на него.

Вокруг меня звучат голоса. Один из них принадлежит маме. По крайней мере мне так показалось. Я слышу также мужской голос, он кажется мне знакомым. Но не могу вспомнить, откуда его знаю. Он звучит коричнево. Как свежая земля. Затем снова наступает тишина.

Спустя какое-то время меня назвали по имени. Какая-то женщина, не мама. Я была в этом уверена, потому что она произнесла его неправильно:

– Доротея! Доротея! Ты меня слышишь?

Дора. Меня зовут Дора. Я хотела произнести это, но из моего рта вырвались только слабые, нечленораздельные звуки. Веки были слишком тяжелыми, чтобы я могла поднять их. Однако я видела краски. Нежные, пастельные тона, будто у гигантской, необыкновенно красивой радуги. Они так прекрасны, что мне не хотелось просыпаться. Но сон ли это на самом деле? Кто способен точно различить, где реальность, а где сон?

Потом я снова провалилась в темноту.

Я очнулась в темном помещении. Голова дико болела и кружилась. Ужасно хотелось пить, в горле все пересохло. Язык приклеился к нёбу, а губы были словно из пергамента. Я ощупала все вокруг, но безрезультатно. Это не дом. Я не нахожусь ни в старом, ни в новом доме. Где же я тогда?

Я осторожно села. Череп раскалывался, будто готовый в любой момент взорваться. Недалеко от себя я различила полоску света, льющегося из дверной щели. Я выбралась из кровати, голые ступни коснулись холодных, гладких плиток пола. Я все пыталась понять, где очутилась. Острый зеленый запах помог мне в этом. Больница. Я прислушалась к своему телу. Ничего не болело, не считая головной боли. Тем не менее что-то со мной должно было произойти, раз я оказалась здесь. Мне никак не удавалось вспомнить, что именно. Хотя это уже было не важно, потому что я испытывала убийственную жажду. Убийство, эхом отозвалось во мне. Да, это как-то связано с убийством. С убийством?

Я подошла к двери и приоткрыла ее. От света пришлось зажмуриться – так заболели глаза. Лампы дневного света ослепили меня будто изнутри. Где-то поблизости из-за двери высоким голосом закричала женщина. Это был громкий, отчаянный крик, но я не разобрала слов. Все казалось чужим. И в то же время странно знакомым. Такие крики я однажды уже слышала. Но где? Боже, как тяжело думать!

– Кто это тут у нас? – произнес голос рядом со мной. – Неужто наша Спящая красавица очнулась?

Полная светловолосая сестра подошла ко мне. Она улыбалась той улыбкой, которая была мне хорошо знакома и вызывала отвращение. Такая улыбка давала понять, что тебя не воспринимают всерьез. И эта улыбка выдала, где я нахожусь. Это не больница в привычном понимании слова. Они снова запихнули меня в психушку! Но это не было отделение для детей и подростков. Это не было здание с большими окнами, лесными пейзажами на стенах, где мы находились со Стефано, маленьким шеф-поваром, и другими ровесниками, – нет, за стеной кричала взрослая женщина.

За плечом полной медсестры я разглядела единственное окно в коридоре. Решетка на этом окне усугубила мои худшие предположения. Это было закрытое психиатрическое отделение для женщин. Я однажды уже побывала тут, когда заперлась от своего мертвого брата в школьном туалете. И вдруг я все вспомнила. Мне снова явился Кай. Он преследовал меня в концертном зале, и, вероятно, я потеряла сознание, после чего меня, обездвиженную, привезли сюда.

– Вернись лучше в кровать, милая, – сказала сестра. – Ты еще нетвердо стоишь на ногах. Как новорожденный олененок.

Она взяла меня за плечо и легонько подтолкнула назад в палату. Я хотела высвободиться, но она держала меня железной хваткой.

– Я вам не милая! Я хочу убраться отсюда!

– Конечно, хочешь.

Сестра говорила со мной подчеркнуто спокойно, даже когда толкнула меня на кровать и укрыла одеялом. Каждый ее жест был исполнен силы и решительности. Весь ее вид говорил о том, что она привыкла к таким протестам. Наверняка каждая ее пациентка кричит, что хочет выбраться отсюда.

Как только она меня отпустила, я сорвала с себя одеяло и попыталась подняться с кровати. Но сестра уложила меня снова. Ее взгляд по-прежнему оставался дружелюбным, но рука, казалось, весила не меньше тонны.

– Спокойно, Доротея. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя снова зафиксировали?

– Зафиксировали? – Я осмотрела кровать и увидела ремни и потертые манжеты. – Вы меня связывали?

– Только на то время, пока ты металась в бреду. Для твоей же безопасности. Но теперь нам это уже не нужно, не так ли?

Я снова опустилась на подушки и, несмотря на чудовищную головную боль, попыталась собрать разрозненные воспоминания в целостную картинку. Концерт. Кай среди танцующих. Девушка-насекомое. Мое злое сердце.

– Я хочу пить.

– Неудивительно, Доротея, – сказала сестра с улыбкой. – Ты проспала почти два дня.

– Дора, – прошептала я, – меня зовут Дора. Не выношу, когда меня называют Доротеей.