Инна Жарчинская - Скрипач

За ним последовал другой, третий. Мне казалось, что пролился настоящий дождь из крови. Люди лопались один за другим. А где-то в стороне стояла я и за всем этим кошмаром тихо наблюдала. Тихо, потому что от шока слова застряли у меня в горле. И только когда взорвался последний танцор, скрипач опустил смычок и обратил свое внимание на меня. На лице его мелькнуло недоумение. Он подошел ко мне и спросил несколько раздраженно:

— А ты, почему ты стоишь? Почему не танцуешь? Кто ты такая?

— Как же, Ник, — растерялась я, — ты меня не узнал? Это же я, Мария. Что здесь творится? Кто все эти люди?

— Мария? — переспросил он. — Не помню. Что с тобой, Мария, почему ты не со всеми?

— Я не хотела быть со всеми, — призналась я, — потому что в толпе ты бы меня не заметил.

Он улыбнулся, и от его улыбки мне стало не по себе. В глазах вновь появились страшные желтые всполохи.

— Я заметил. Тебе легче? — потом его голос превратился в шипение змеи. — Почему ты мне не покоряешься? Что с тобой?

— Я не хочу покоряться, — испуганно прошептала я, — и со мной все нормально.

— Нет, не нормально. Все меня слушаются. А вот что с тобой?

Неожиданно он размахнулся и влепил мне пощечину. Потом схватил меня за плечи и стал изо всех сил трясти.

— Очнись! Что с тобой?!

Я открыла глаза и не сразу смогла сориентироваться, где нахожусь и что со мной происходит. Казалось, что жуткий сон продолжается. Но вскоре сквозь туман стали проступать черты лица. Ник наклонился надо мной и испуганно уговаривал:

— Маша, что с тобой? Очнись!

— Кажется, со мной все в порядке, — тихо произнесла я. — Где я нахожусь? Что случилось?

— Ты под лестницей на первом этаже в нашем подъезде, — объяснил он. — Вызвать «скорую»? У тебя что-нибудь болит?

Я все никак не могла поверить, что это он и что я уже проснулась. Попыталась подняться, но ноги подкосились и я упала бы на пол, если бы Ник меня не поддержал за талию.

— Не надо «скорую» вызывать, — попросила я. — Со мной все нормально. Я домой хочу, но почему-то не могу идти.

Не говоря ни слова, он подхватил меня на руки и понес вверх по лестнице. Я чувствовала себя неловко. Казалось, что ему тяжело меня нести и он вот-вот меня уронит.

— Не надо, — взмолилась я, — я сама постараюсь дойти. Ведь четвертый этаж. Тебе тяжело.

— Ну, — улыбнулся он, — я не такой слабак, как тебе кажется. Успокойся и не переживай. А потом ты мне расскажешь, что с тобой случилось. Ты опять танцевала?

Перед своей дверью он поставил меня на ноги и полез в карман за ключом. Чтобы не упасть, я прислонилась к стене. Когда дверь открылась, Ник вопросительно посмотрел на меня и произнес тихо:

— Я понимаю, что в прошлый раз я напугал тебя. Сам не пойму, что такое на меня нашло. Извини, я этого не хотел, как-то само собой получилось. Сейчас мне почему-то не хочется тебя оставлять одну. Ты не побоишься зайти ко мне? Обещаю, что пальцем тебя не трону.

Я кивнула, потому что в этот момент не могла говорить — меня душили слезы, которые я сдерживала с большим трудом. Он понял мое состояние и не стал задавать больше вопросов. В коридоре снял с меня куртку и сапоги и отнес на руках в спальню. Прямо в одежде положил на кровать и укрыл одеялом. Страшно мне не было. После того, что со мной произошло, я не думала, что со мной может произойти что-то еще более жуткое. Меня била нервная дрожь, Галка называет это состояние отходняком.

Ник грустно посмотрел на меня и вышел. Появился он с чашкой горячего чая, сел рядом на кровать и стал поить, как маленького ребенка.

— Это успокаивающий сбор, — объяснил он. — Тебе надо немного отдохнуть, а потом поговорим, да?

— Ага, потом, не сейчас, — шепнула я, глотая обжигающий напиток. — Скажи, где ты был? Я думала, что ты переехал на другую квартиру.

— Зачем? — удивился он. — Меня здесь все устраивает. А был я у мамы, здесь рядом, в соседнем городе. Отпросился у Гурьева и поехал ее навестить. Ей сделали операцию и я должен был быть рядом первое время. У нее была язва желудка.

— Мама? — надеюсь, он не услышал в моем голосе радости, потому что в этот момент остатки сомнений рассыпались в пыль. Ведь у дьявола не может быть мамы в соседнем городе.

— А что тебя так удивило? — спросил он, но по его улыбке я поняла, что он догадался о моих мыслях. — Неужели ты до сих пор веришь, что детей находят в капусте? Черт, как же я устал!

Я подвинулась и взглядом пригласила его лечь рядом. Он все понял, лег поверх одеяла и робко приобнял меня. Истерика сразу же пошла на спад. На душе стало спокойно. Засыпая на его плече, я была уверена, что, когда он рядом, со мной ничего плохого не может произойти. И Старый, и Белый, и их Учитель не смогут причинить мне никакого вреда.

Мы с ним, кажется, стали друзьями. Хотя моя Галка всегда утверждала, что между мужчиной и женщиной никакой дружбы быть не может. Ей виднее, она в этом деле разбирается. Друзья… Это не совсем то, чего бы мне хотелось, но о чем-то большем я старалась даже не думать. Не было в моей жизни пока еще романов. Откуда берутся дети, я, конечно, знала — не настолько дикая, но сам процесс меня пугал. Не до обморока, конечно, но вполне достаточно, чтобы я воздвигла вокруг себя непреодолимый барьер.

Да и сам Ник больше не предпринимая никаких попыток сблизиться. Я думаю, что его так шокировала моя реакция в первый раз, что он решил больше со мной не связываться. А может быть, у него просто никогда не было таких, как я, и он понятия не имел, что делать в этом случае. Девицы сами вешались ему на шею и готовы были разорвать его на сувениры. Я это наблюдала в «Империи». Ему не стоило больших усилий любую из них уложить в постель. Был ли смысл напрягаться из-за какой-то дикой девицы с тараканами в голове?

Да и его скрипка больше не сводила меня с ума. Он играл, вот только голос этого инструмента серьезно отличался от того, которым мой скрипач изводил меня уже несколько месяцев. Та скрипка плакала, стонала, кричала и нашептывала неведомые заклинания, а эта пела и смеялась. Голос у нее был звонкий, без надрыва, как у маленькой девочки. Слушая ее, я думала, что на такой скрипке хорошо играть на свадьбе — народ танцевал бы до упаду, что и происходило тогда в «Империи». А на той, что он играл раньше, лучше играть на похоронах, так много страдания было в ее голосе, страдания и страсти. Жить стало легче, но скучнее — чего-то не хватало для полноты ощущений.

Но зато он был рядом. Если бы не стена, то я могла бы протянуть руку и коснуться его. Иногда я стояла, прислонившись к стене, и мечтала, закрыв глаза. Знали бы родители, какие сумасшедшие фантазии рождает мое больное воображение!

В тот день все шло как обычно. Возвращаясь с занятий, я заскочила в магазин и купила упаковку пирожных — и он, и я, как оказалось, сладкоежки. Дома я принялась за мытье посуды. Ненавижу это занятие! Сколько раз обещала себе накупить кучу одноразовых тарелок и стаканов, но почему-то всегда вспоминала об этом обещании только тогда, когда выяснялось, что кофе мне налить не во что, да и суп придется хлебать прямо из кастрюли.