Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

— Вот и вся история, — тихо сказал отец. — Мечтаю, чтобы твое сердце отогрелось, вернулось домой и навсегда из него ушла сатанинская зависимость от презренного металла, ломающая жизнь. Вижу, как ты устал. Если позволишь, напоследок еще одно свидетельство, которое мне кажется символичным. Дашь мне три минуты?

— Я слушаю, — так же тихо ответил сын.

— В тот день, когда убийца пробрался в палату, чтобы застрелить тебя, и когда ты вышел из комы, был церковный праздник. День святителя Парфения, епископа Лампсакийского. Вот что примечательно. Этот человек не подвергался гонениям за веру, его не мучили и не убили, он скончался в своей постели. Всю свою жизнь он проповедовал христианство среди язычников, дело было в IV веке в Малой Азии. В городе Лампсак, где он и служил епископом. Он, с разрешения римского императора Константина Великого, разрушал идольские капища и ставил на их месте христианские храмы. Вот к чему я и тебя призываю — разрушить идолов в своей душе и повернуться к Христу. В твоей душе станет просторно и спокойно. Вместе с тем Парфений излечивал словом Божием людей, изгонял дьявола и даже воскрешал мертвых, что, впрочем, можно, пожалуй, отнести к легендам, — отец поднялся и подошел к подоконнику. — Как бы там ни было, я вижу глубокий смысл в этом совпадении и великий символ твоего скорого воскрешения и выздоровления. Вот, — он взял с подоконника принесенный пакет, развернул его и вынул маленькую книгу. — Я специально привез из Москвы. Почитай, когда тебе будет можно. «Святой великомученик и целитель Пантелеймон». Он помогает больным. Тут еще иконка, ты ее видел у меня дома. Молись и думай о Боге, он спасет тебя, излечит и поможет обрести счастье.

Действие лекарства полностью прошло. Как завороженный, Эдик смотрел на ставшего вдруг гигантом отца. Он стоял, почти выйдя из светового пятна, только глаза сверкали отраженным голубым огнем. Нелепый костюм, сбитые набок волосы и порывистые, полные сдерживаемого неистовства движения только усиливали впечатление. Его сила, убежденность и искренняя доброта подавляли волю молодого мужчины и вместе с тем наполняли волнующей надеждой, затрепетавшей в груди сладким предчувствием.

Роман Сергеевич поставил стул возле тумбочки, размашисто троекратно перекрестился, обозначая финальный аккорд:

— Да будет так! Во имя Отца, Сына и Святого духа!

И в пояс поклонился в сторону окна, глядящего на бесконечную черную пустыню.

Утренний осмотр в понедельник выявил ухудшение состояния Эдика. У него поднялось давление, ослабли рефлексы. Зинаида Иосифовна знала о вчерашнем посещении больного отцом и успела отчитать дежурную медсестру за халатность. Ее вердикт категоричен: никаких свиданий до особого решения.

Действительно, начиная с прошедшего вечера Эдик слышал только движение крови внутри головы. Не мог ни о чем думать, почти не спал. Картины ударов вытеснили все другие мысли. Он представлял, как глянцевые красные шары набегают на затылочную кость, разбиваются об нее, разлетаясь многочисленными продолговатыми каплями цвета спелой черешни. Шары непрерывно следуют один за другим, словно стремятся пробить череп.

На обходе он с трудом сосредоточился, отвечал вяло.

К нему подсоединили капельницу, накололи лекарствами, и он уснул.

Во сне ему пригрезилось, что котенок Кеша, лежавший все время с ним рядом, вдруг начал вертеться, забился, то ли играя, то ли по другой какой необходимости. Потом успокоился, зевнул и зажмурился. Через некоторое время он снова забеспокоился, досаждая дрожащими колебаниями о бедро. Забавлявшее движение в какой-то момент стало раздражать Эдика, но он не спешил прогонять шалуна. Так повторялось несколько раз до тех пор, пока Кеша не вывел его из себя. Эдуард в полусне протянул руку и наткнулся на сотовый телефон. Дешевый кнопочный аппарат, установленный на беззвучную вибрацию, настойчиво сообщал о ком-то, кто очень хочет поговорить.

«Телефон звонит, — подумал Эдик. — Надо просыпаться».

С трудом разлепил глаза и увидел вокруг себя ночь. Сколько же он проспал? Часов десять? Когда он отключился, не было еще и девяти утра. Самочувствие его улучшилось, голова почти прошла. Место боли заняла какая-то нездоровая свежесть и легкость. Казалось, он способен бегать, кататься с горки, дышать морозным воздухом. Ему невыносимо захотелось жить!

Телефон затих. Ну и ладно, кому надо — перезвонит.

Он старался сохранить давно забытое состояние необъяснимого, естественного счастья. Когда-то такое уже было. Эдик вспомнил случай, произошедший с ним в ранней юности. Тем летом он с Юриком часто ездил на реку купаться. Подростки резвились в воде, плавали и ныряли, потом загорали на берегу возле крохотного костерка, на котором жарили сосиски. Стояла необыкновенная жара. Накаленное, как калорифер, небо словно старалось уничтожить все живое, а зеленое превратить в черное. Вода в реке перегрелась и зацвела, но мальчишки не обращали внимания на климатические аномалии. Они сурово спорили о чем-то. Самого предмета спора, тогда жизненно важного, сейчас Эдик вспомнить не мог. Но в какой-то момент они поссорились. Юрик съел свою сосиску, далеко отбросил прутик, на котором она готовилась, и гордо пошел на остановку автобуса. Эдик из принципа остался и решил купаться. Дно в этом месте круто уходило вниз. Он нырял глубоко в мутную воду недалеко от берега, старясь доказать самому себе свою правоту через мужество. Около дна было холодно и страшно. В момент одного из погружений его нога попала в старую сеть. Тонкие цепкие нити накрутились на пальцы и не позволяли всплыть. Эдик рвал ногу из западни, дыхания не хватало. Он понял, что сейчас погибнет, утонет, навеки останется тут. Трясущимися руками он выпутывался из сети, ему нужен был глоток воздуха, но от атмосферы его отделяла зеленоватая толща отвратительной жижи, кишащая пузырьками. Единственная мысль билась в мозгу: воздуха! На грани потери сознания он все орудовал пальцами, расплетая узлы, снимая петли. Горло сдавило, хотелось выть, звать на помощь. Это конец! Через секунду он наберет полные легкие воды. Когда казалось уже, что не спастись, — чудесным образом нити отстали, и он, как дельфин, вылетел над поверхностью и принялся судорожно хватать воздух.

Отдышавшись и выбравшись на берег, он без сил повалился на траву рядом с костром. С наслаждением втягивал спасительный газ, смакуя каждый его атом. Жив, дышу!

«Как мало иногда надо для счастья, — подумал Эдик, снова переживая ту давнюю историю. — Ни деньги, ни слава, ни женщины. Воздух и возможность его свободно вдыхать».

Телефон снова завибрировал. Свекольников достал его и нажал кнопку с зеленой трубкой.