Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

— Зоя! — прохрипел он и понял: его не слышат.

Набрав в легкие большее количество кислорода, а вместе с ним и энергии, повторил попытку.

— Зоя!

Встревоженная Зоя Константиновна появилась тотчас — вынырнула, как джин из бутылки.

— Сейчас, дорогой, сейчас. Не волнуйся…

Надела один тапок, затем другой и, обхватив Кузнецова, заботливо потащила в ванную.

Кому из двоих было тяжелей — вопрос спорный. Зоя Константиновна не обладала фигуркой, на которую обычно обращают внимание мужчины — никаких рельефных линий, волнующих возвышенностей и таких же захватывающих дух спусков. Обыкновенная женская фигура, утратившая девичий шарм, но не толстая. Скорее упитанная, подсказывающая, что в ней можно обнаружить и пирожки с ватрушками, и конфеты с шоколадом. Однако еще раз скажем: не толстая и совсем небольшая — где-то метр шестьдесят или около того. Александр Николаевич ростом также похвастать не мог, как впрочем, и мускулатурой. Не нужна эта самая мускулатура людям серьезным и тем более в возрасте. Ни к чему она, поэтому бицепцев и трицепцев у Кузнецова не было. Но был, как и полагается, живот. Представительный и немного холеный — некая гордость своего хозяина. Вероятно, большая часть веса Александра Николаевича как раз и приходилась на живот. Поэтому Кузнецов и перемещал в пространстве именно живот, а остальным была занята Зоя Константиновна.

— Чертовщина какая-то, — проскрипел Александр Николаевич, добравшись до унитаза.

— Сам справишься?

— Трусы только спусти, — попросил Кузнецов.

— Уверен? — уточнила Зоя Константиновна и выполнила просьбу супруга.

И неожиданно для себя Александр Николаевич увидел себя — крохотного малыша, писающего за каким-то ларьком. А рядом стоит мама и ободряющее подсказывает, мол, никого не видно, давай…

Предательски увлажнились глаза — оказывается, память заботливо сохранила фрагменты детства, чтобы спустя десятки лет вновь напомнить о событии, которое и событием назвать нельзя.

Мама, где ты сейчас?

Надеть штаны и рубашку — еще одна, не менее болезненная пытка, через которую Кузнецов вновь прошел с помощью супруги.

— Чертовщина какая-то, — повторил он. — Кому скажи — не поверят. А если бы я остановил свой выбор на другом заболевании? Зося, как ты думаешь?

— Случайное совпадение.

— Просто поверить боюсь,… никогда не болел, а тут спина!

— Недели на три.

— Как три! Нельзя мне болеть три недели! Ты что! Меня с работы выгонят.

— И еще недели три процедуры, — сообщила Зоя Константиновна.

Болеть всегда тяжко, особенно в начале. Болезнь, как известно, приходит коварно и в неподходящий момент. Особенно трудно тем, кто редко болеет — для них болезнь еще большее испытание, чем для тех, кто постоянно воюет с недугами и поэтому привык. Привык к боли, ограничениям, к дурному настроению, к хлопотам и заботам, которыми ты окружил не только себя, но и своих близких. Больных сторонятся, никому кроме врачей они не нужны. Да и врачам-то нужны постольку — поскольку — получить зарплату, а дальше сам справишься, или как решат на небесах… Хотя и тут полная неразбериха. К чему создавать несовершенный механизм — уязвленный и подверженный многочисленным изменениям, каких в природе наберется не одна тысяча? Малейшее колебание воздуха, без которого и простейшие организмы тотчас погибнут, вызывает сложные и порой не обратимые последствия. Гляньте на младенца, а затем на мир, что его окружает. Да как тут выжить! А жить как? А жить в свое удовольствие? И ведь как-то живем, не существуем, а именно живем — радуемся, когда и радоваться невозможно, порой улыбаемся и даже смеемся. А над кем, спрашивается, смеемся? Не над собой ли? Или все же над ними — нашими создателями? Бросая вызов, открывая тайны и проникая все глубже в плоть. Часто плоть как раз доставляет нам неприятности — то, что мы так любим и лелеем, чему посвящаем большую часть своего драгоценного времени, чем восхищаемся и к чему стремимся — в своих желаниях, в мыслях своих, совершенно забывая о другом. Намеренно, либо по незнанию игнорируем, ибо сказано: дух есть дом, вместилище, откуда они выходят. Кто — они? Наши радости и печали, хвори и недомогания. Если дом основательный — крыша не течет, фундамент стойкий, не скрипят полы, и ветер злой не гуляет, придет и тепло, и душевное тепло придет.

— Сквозняков вроде нет, — заметил Александр Николаевич, — тяжестей не поднимал, откуда ему — радикулиту взяться? И почему сегодня, а не вчера? А может, и вправду сглазили?

— Кто?

— Знать бы — кто, — ответил Кузнецов.

— Дома сидел, всего и вышел один раз — до библиотеки прошелся, и на тебе — радикулит! — поддержала супруга.

Действительно, никуда Александр Николаевич не отлучался, с людьми посторонними не встречался, не беседовал, зла не желал, как впрочем, и добра.

— Говорят, нужно плюнуть на больное место, — вспомнила Зоя Константиновна.

Кузнецов тоже вспомнил… о своей теще.

Не заладились у него отношения с женщиной — матерью Зои. Вроде и повода или причины никакого. Делить тоже нечего — дочь, что ли, делить? Наверно, все же дочь. Не смогли, не получилось, чтобы каждому досталось. Мужики — они страшные эгоисты, и если глаз на что положат, своего добьются. А мать? Родить — полдела, хотя дело великое — не у всех получается. А вырастить? Воспитать? На ноги поставить и в жизнь отправить, чтобы объявился потом вот такой Александр Николаевич и обобрал до нитки! Кофточку подарил, а дочь любимую забрал! Кофточка и дочь — ну, как тут не возмутиться? Где справедливость после этого? Обида — червячок противный все душу перекопал, однако мотыльком не обернулся, крылышками не взмахнул и не улетел — понравилось ему ползать темными переулками.

Дарья Никитична жила не только отдельно, она вообще в другом городе жила. Не по-людски, конечно, когда дочь тут, а мать там, тем более что возраст с каждым днем подсказывал усмирить гордыню и переехать ближе к родственникам. Однако характер, он и у женщины характер — диктовал, указывал и плакать не позволял. Чтобы пустить вечером слезинку, промокнуть краешком платочка — никогда! Как вспомнит о кофточке, тотчас слезинка заберется обратно, и платочка не надо… ничего не надо, как-нибудь сама справится, благо имелся опыт значительный и продолжительный, как хватало и дел. Цветочки полить, пыль смахнуть, половики выбить, в магазин сбегать, с соседкой переговорить, спросить: как там, чего нового — хватало дел. Не успело солнышко взойти, смотришь, уже село, и она села — ноги болят. На фото глянула — тут они все трое: муж живой, дочка Зоя и она — Дарья Никитична. Лица светлые, тревогой не обременные — фотограф наказал и объяснил, куда и как полагается смотреть — получилось. Прекрасное мгновение, когда они все вместе — нет там никакого Александра Николаевича и Михаила Сергеевича с Борисом Николаевичем — никого нет! Только они втроем — бог любит троицу.