Сью Фортин - Сестра! Сестра?

Мы смеемся, хотя я не нахожу это заявление таким уж смешным.

– У тебя есть парень? – интересуюсь.

– Нет, – мотает она головой. – Была парочка ухажеров, но ничего серьезного. – Она часто-часто моргает и отводит взгляд.

– Элис, что с тобой? – настораживается мама.

– Ничего. Простите. – Сестра проводит пальцем под глазами.

– Что такое, милая? – Мама отставляет бокал и пересаживается на диван к Элис.

Я остаюсь в кресле, но напрягаюсь – что сейчас будет?

– У меня не было нормального парня, такого, чтобы я его любила. – Элис смотрит на нас с мамой. – Папа не разрешал.

При упоминании отца мама заметно вздрагивает. Я знала, что тема будет непростой, и надеялась, что сегодня она всплывет. Нам с мамой интересно узнать о детстве Элис, но мы решили ее не торопить. И вот, похоже, она сама хочет поговорить, нам даже не нужно спрашивать.

Мама обнимает Элис. Потом переводит взгляд на меня, словно ищет поддержки. Я легонько киваю.

– Элис, дорогая, не хочу тебя торопить с рассказами об отце, но раз уж ты сама его упомянула, то, может, поговорим? Я тешила себя надеждами, будто ты живешь счастливо и отец добр к тебе. Мне очень больно знать, что все не так.

– Нет-нет, папа хорошо ко мне относился, – заверяет Элис. – Он меня любил; вот только не хотел, чтобы его девочка взрослела. Я думаю, все отцы такие. Люк, наверное, тоже будет трястись над Ханной и Хлоей.

– Он уже начал. Люк часто шутит с Ханной – мол, до тридцати лет никаких парней.

Я с улыбкой вспоминаю, как Ханна закатывает при этом глаза, а потом заявляет – ну и ладно, мальчишки все равно вонючие.

– Знаешь, я написала тебе море писем, – признается мама. – Но не знала, куда их отправлять. Они наверху, в коробке, вместе с подарками, которые я покупала тебе из года в год. Отец, увозя тебя в Америку, обещал вернуться через пару недель. Мол, это просто отпуск. – В маминых глазах плещется боль; боль вперемешку с виной. – Нельзя было давать согласие! Мне следовало сразу понять, что возвращаться никто не планирует. – Мама смахивает бегущие по щекам слезы. – Прости меня, Элис.

– Ну что ты. Не плачь, пожалуйста. Я знаю, ты не виновата, – мягко утешает Элис.

– Я люблю тебя. Всегда любила, ни на минуту не переставала. Отец умел настоять на своем. Я была слабой женщиной… – Мама протягивает руку к лицу Элис. – Прости меня, доченька, пожалуйста.

– Тебе не за что просить прощения. – Элис накрывает мамину ладонь своей. – Ты моя мама.

Мама крепко обнимает Элис. Какое счастье, что сестра проявила сострадание! Груз вины, возможно, так никогда и не упадет с маминых плеч, но теперь, благодаря прощению Элис, эта ноша станет легче.

Я подливаю в бокалы вина. Нам всем оно необходимо, а маме – в особенности. Она выглядит спокойней, продолжает сидеть рядом с Элис, я же остаюсь в кресле.

– Ты очень чуткая, милая. Спасибо за понимание, – вздыхает мама.

– Я этого всю жизнь ждала, – отзывается Элис. – Не знаю, что произошло на самом деле, папа не рассказывал. Не хотел ни в какую.

– В первом письме ты упомянула о своих воспоминаниях, и я так обрадовалась! Они прозвучали для меня, как музыка, – значит, ты сохранила в памяти картинки нашей совместной жизни, пусть и обрывочные. Ты нас не забыла. Просто бальзам на душу.

Элис бросает взгляд на меня, и я улавливаю в нем смутное беспокойство. Наверное, сестра устала от бурных эмоций, тем не менее она тепло улыбается маме.

– Для меня эти воспоминания тоже бесценны.

Правду говорит Элис или нет – я не знаю, да и не хочу знать, если честно. Главное – ее слова приносят облегчение маме. Она ведь так казнила себя из-за потерянной дочери.

– А твоя мачеха? Какая она? – ласково спрашивает мама.

– Рома? – Элис пожимает плечами. – Да ничего. – Она смотрит вниз, на руки, язык ее тела вновь неуловимо меняется.

– «Ничего», и все? – уточняет мама, а Элис еще раз пожимает плечами. – Расскажи правду, Элис. Не бойся, нам можно. Мы хотим знать, да, Клэр?

– Ну да. Если Элис готова это обсуждать. – Я кидаю на маму укоризненный взгляд, но та его либо не понимает, либо игнорирует.

– Расскажи, Элис. Пожалуйста.

– Хорошо… Рома жила с отцом только из-за денег. Я знала об этом с детства. Перед папой она была со мной очень милой, но наедине становилась кошмарной. Мы ужинали перед возвращением папы с работы. Рома давала своему сыну, Натаниэлю, огромную порцию, а мне – совсем каплю, как воробью. И еще я не получала десерта. Натаниэль получал.

Мамино лицо искажает ужас, и она прикрывает рот рукой.

– Боже мой, Элис…

– Когда папы не было рядом, Рома лупила меня подошвой тапки и запирала в комнате на несколько часов.

– Ты не жаловалась своему отцу? – вставляю я и понимаю, что его родства со мной я не признаю.

– Один раз пожаловалась, больше не стала. Он спросил у Ромы, та, естественно, все отрицала. А на следующий день, когда папа ушел на работу, меня отлупили, как никогда в жизни.

– Господи, – плачет мама. – Ох, Элис…

– Неужели он не замечал синяков? – Я потрясена этим страшным откровением.

– Рома била умно, – с кривой усмешкой поясняет Элис. – Никогда не оставляла больших синяков, а если и оставляла, то под одеждой.

– О боже… – только и могу выдавить я. Мы все молчим, перевариваем услышанное. Я делаю глоток вина, отодвигаю бокал. – И сколько это продолжалось?

– До моего шестнадцатилетия.

Элис вновь вешает голову, стискивает ладони на коленях, нервно крутит пальцами.

Может, во мне просыпается адвокат, но я вынуждена спросить:

– А что произошло в шестнадцать? Почему все прекратилось?

Элис отвечает уклончиво:

– Я… прости. Я, наверное, не смогу сказать.

– Не бойся, Элис, говори смело. Мы семья, – произносит мама. – Я твоя мать, мне можно доверить все.

Элис с глубоким вздохом поднимает голову. Взгляд устремляется к комоду, цепляется за фотографии. Сестра кивает самой себе, собирается с духом, вновь вздыхает и расправляет плечи.

Как на сцене, невольно отмечаю я, Голливудом попахивает.

– Натаниэль старше меня на два года. Однажды он пришел домой с какой-то вечеринки – пьяный. Папа с Ромой ужинали в кафе, и дома была только я.

Элис переводит взгляд с мамы на меня. Я уверена, дальнейшая история мне не понравится, но я уговариваю себя быть сильной – как делаю это с клиентами, когда они рассказывают о кошмарных событиях из своей жизни.

– Не буду вдаваться в подробности, но Натаниэль… он… ну… воспользовался мною. Он был больше и сильнее. Я не сумела отбиться. Да еще от пьяного. Без шансов…

Я пересаживаюсь на край кофейного столика, стоящего перед Элис, беру ее за руки.

– Он тебя изнасиловал? – мягко спрашиваю я. – Твой сводный брат тебя изнасиловал?

Мама тихонько ахает, но я не отвожу глаз от сестры. Пусть она почувствует – нам можно сказать правду, ничего страшного, мы не осудим. Элис, не отрывая от меня взгляда, кивает.