Сью Фортин - Сестра! Сестра?

Через несколько минут я сворачиваю с Джасмин-стрит и, следуя указаниям, еду до конца тупиковой улочки, где спутниковый навигатор информирует о прибытии на место. Нужное мне бунгало стоит в ряду похожих домиков: отдельные или совмещенные, все они выглядят очень ухоженными и скромными. Ничего вульгарного или кричащего. Густая тень высоких деревьев защищает от ослепительного солнца, от его лучей дорога вся в золотых пятнах. С деревьев свисают длинные нити испанского мха, напоминая помятый серпантин наутро после новогодней ночи.

По виду не скажешь, есть ли кто-нибудь в бунгало. На улице тихо, ни в одном из домов нет признаков жизни.

Поднимаюсь на крыльцо, стучу. Напряженно вслушиваюсь. Тишина. Я проделала такой долгий путь не для того, чтобы спасовать перед пустым домом. Оглядываю улицу, вправо, влево. По-прежнему никого. Огибаю бунгало сбоку. Здесь калитка, она не заперта. Открывается внутрь. За калиткой, позади дома – сад. Когда-то за ним заботливо ухаживали. Например, Патрик Кеннеди – возможно, он любил возиться в саду.

Через окошко в задней двери я заглядываю в кухню. Там царит образцовый порядок. Возле раковины нет грязной посуды, ни единой чашки или тарелки. На тумбочке не лежит небрежно брошенное полотенце, в миске не томятся ожиданием фрукты, не приглашают себя съесть. Передо мной будто домик с выставки. Я поворачиваю ручку на двери – заперто, ничего удивительного. Я все равно дергаю еще раз, на всякий случай. В другие комнаты посмотреть нельзя, жалюзи опущены.

У боковой калитки – два мусорных бака. Чувствуя себя сыщиком-дилетантом, я решаю проверить их содержимое. Оно подскажет, давно ли дом пустует. В первом баке мусор, который пойдет на переработку: на дне валяются несколько пустых коробок и банок, картон. Запах из второго бака вызывает острую тошноту. Изнутри с жужжанием выпархивает туча мух, я визжу, бросаю крышку и отскакиваю.

К забору прислонена бамбуковая палка. С ее помощью я откидываю крышку злополучного бака, отступив от него на расстояние вытянутой руки. Жужжание мух и гнилостная вонь ужасны, но я к ним уже готова. Прикрыв нос и рот ладонью, я делаю шажок и заглядываю в бак, стараясь держаться подальше. Внутри, наверное, несколько мусорных пакетов, поставленных один на другой. Я вижу верхний. На нем корчатся белые личинки, контрастируя по цвету с черным полиэтиленом. Тыкаю в пакет бамбуковой палкой. Завязан он слабо, и мне удается его открыть.

Не знаю, чего я ожидала. Наверное, богатое воображение разыгралось. Я с нескрываемым облегчением обнаруживаю в пакете упаковки из-под еды и питья. Сверху лежит кусок испорченного мяса, вот откуда мухи. Я захлопываю крышку. Хорошо, что внутри не нашлось ничего более зловещего… Я тут же ругаю себя за буйную фантазию. Ну что там могло быть? Труп?

Над забором неожиданно всплывает лицо. На меня смотрит женщина: ей за семьдесят, аккуратно расчесанные волосы обрамляют лицо, губы чуть тронуты красной помадой.

– Вы из санэпидемстанции? – спрашивает дама. – Явились наконец. Сколько можно вам звонить? Эти мусорные баки не убирают уже несколько недель. Совершенно возмутительно! При жизни мистера Кендрика ничего подобного не бывало. Прямо-таки угроза для здоровья. – Дама приглядывается ко мне, затем достает откуда-то очки и водружает их на костлявый нос. Вновь окидывает меня взглядом. – Вы не из санэпидемстанции, так?

– Э, нет. Простите. – Я заготовила историю на случай общения с соседями. – Я родственница Элис Кендрик. Живу в Англии, мы с Элис не виделись много лет. Я приехала без предупреждения, хотела устроить сюрприз.

Я широко улыбаюсь. Все это недалеко от истины.

– Родственница, говорите? Эли Кендрик? Не припомню, чтобы она или ее отец упоминали о родне в Англии.

– Наши семьи давным-давно потеряли связь друг с другом. Я лишь недавно узнала про существование кузины.

– М-да. Зря вы приехали. Жаль вас расстраивать, да только Эли Кендрик тут нет. Я ее уже несколько недель не видела. Все это, наверное, стало ей не по силам, вот она и сбежала.

– О нет… Вы не знаете, куда?

Огорчение и надежда в моем голосе непритворны. Под «всем этим» соседка, видимо, подразумевает смерть Патрика.

– Эли оставила мне записку – мол, еду путешествовать по Европе. Удивительное дело, почему ж Эли не рванула в Англию на ваши поиски, раз вы давно потерянные родственники? – В голосе дамы сквозит подозрение.

– Я же говорю, наши семьи давно не общались. А вы случайно не знаете, как найти мачеху Элис?

– Надо же, вам известно про мачеху, хотя ваши семьи сто лет не общались?

Соседка, может, и стара, однако ум у нее молодой и живой.

– О смерти Патрика мы узнали через семью его жены, – сочиняю я и радуюсь, что мой ум не уступает в живости уму собеседницы. – Ее дочь прислала мне сообщение через фейсбук. Ну, в Интернете.

– Я знаю, что это такое, – отмахивается дама. – Я не дура.

– Конечно, конечно.

– Дочь, говорите? Вот тут-то и загвоздка. У Ромы нет дочери. Только сын.

Черт. Элис ведь рассказывала про сводную сестру, точно помню.

Я лихорадочно вспоминаю имя сводного брата.

– Натаниэль, – поправляюсь я. – Сообщение прислал Натаниэль. Извините. Я очень устала, такое долгое путешествие. В голове все путается.

Соседка вновь окидывает меня оценивающим взглядом.

– Да, мальчика зовут Натаниэль. Если вы их разыскиваете, то почему не пишете ему в фейсбуке?

Проклятье, соперница попалась достойная. Почему же я ему не пишу? Ответ приходит быстро.

– Мы не друзья в фейсбуке, Натаниэль мне просто написал, а я теперь не могу его найти. Настройки конфиденциальности, сами понимаете. Может, у вас есть его адрес или телефон?

Меня одаривают очередным тяжелым взглядом. Наконец старушка принимает решение.

– Ждите тут.

Она исчезает и через несколько минут возвращается, размахивая листиком бумаги.

– Вот адрес и телефон. Сначала, наверное, лучше позвонить. Рома живет в Джексонвилле.

– Хорошо, спасибо.

Я протягиваю руку к листку, старушка его отдергивает.

– Только сперва окажите мне услугу – вытащите эти баки к проезжей части.

Жаловаться не на что. Обмен честный, мне очень нужны и телефон, и адрес.

Соседка наблюдает, как я волоку мусорные баки к бордюру. Когда моя часть сделки выполнена, старушка вручает мне вожделенный листок.

Я выезжаю из тупика назад, в сторону Джасмин-стрит.

Тут, наверное, нельзя останавливать машину, но я все равно жму на тормоз.

Если появится полиция, сошлюсь на туристическое невежество, заговорю с сильнейшим британским акцентом и похлопаю ресницами.

Я набираю номер с бумажки, трубку берут после четвертого гудка.

– Алло.

Голос женский, но по одному слову больше ничего понять нельзя.