Эллен Грин - Лабиринты веры

Она отодвинулась от стола, встала и налила себе кофе. Потянувшись, принялась растирать шею.

«Ну-ка, посмотрим, как люди высказывались насчет смерти Росса».

В основном это были одноклассники, которые писали «Покойся с миром» или «Все мысли и молитвы с его семьей». Однако по мере добавления комментариев постепенно завязывался разговор – люди выражали свои мысли или отвечали на высказывания других.

«Очень расстроила весть о Россе. Соболезнования его семье. Помните его на выпускном с Мэри-Эллен Джонс?»

«Ха, да. А наставников? Сестру Маргарет и отца Каллахана? Каллахан двигал его в семинарию – весь выпускной ходил за ним хвостом, чтобы он ни с кем даже не целовался. Мерзкий тип. Какой у нас был шок, когда Каллахана застукали с женщиной? Может, застукали слишком поздно, но вот чтобы с женщиной… Ну-ну».

«Не говори плохо о мертвых. И нечего распускать досужие сплетни».

«Как же нашему классу не сплетничать об этом? Да мы только об этом и сплетничаем. Посмертно рушим репутацию отца Джозефа Каллахана. Лучше поздно, чем никогда».

Джоанна распечатала комментарии и скопировала адрес страницы. Затем запустила в «Гугле» новый поиск. «Отец Джозеф Каллахан. Церковь Святого Франциска Сальского». Когда она кликнула на первый же результат, экран заполнили фотографии. Она внимательно рассматривала их, прокручивая вниз. И быстро читала подписи. Улыбающийся священник с близко посаженными глазами, а рядом скандальный заголовок. Она взглянула на дату: 17 июля 1996 года.

Джоанна вскочила так стремительно, что опрокинула стул, и тот врезался в радиатор. Шум разбудил Рассела. Растрепанный, тот выскочил из спальни.

– В чем дело? Сколько времени? Ты собираешься в ту церковь?

Джоанна уставилась на него:

– Ах да. Я сходила в церковь, и смотри, что я нашла. – Она указала на экран компьютера.

Рассел читал статью, то и дело поглядывая на Джоанну или комментируя.

– Это оно, Джоанна. Точно указывает на первородный грех во всей этой мешанине.

– Вот где все зародилось, – заявила Джоанна. Она распечатала статью и положила ее в центр стола.

«Священник с любовницей убит во время свидания в церкви Святого Франциска Сальского».

Рассел еще раз внимательно прочитал статью.

– Джозеф Каллахан? Джозеф? [18] В библейском варианте Иосиф. – Он схватил полароидную фотографию и прочитал подпись. – «Аве Мария, и Иосиф тоже». – Подняла глаза на Джоанну. – Они имели в виду священника, когда писали это?

Джоанна – у нее было четкое ощущение, что все кусочки мозаики начинают вставать на свои места – взяла у него фотографию. Когда она повернулась к Расселу, собираясь высказать свое мнение, тот уже спешил к выходу.

– Я поеду домой, приму душ и переоденусь. Над этим нужно подумать, а мне лучше думается в движении. – Он надел грязную одежду. – Я вернусь. Ой. – Обернулся. – Я заберу телефон Авы. – Джоанна подала ему телефон. – Большущее тебе спасибо.

– За что?

– Что не заставила меня ехать с тобой в церковь. Я с ужасом предвкушал поездку. Пока. – Он захлопнул дверь.

Джоанна еще секунду смотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на статью.

– Алли-чтоб-тебе-луйя…

Мари сидела на подоконнике и смотрела вниз, на пустую улицу. В ремонтной мастерской напротив было темно. Вдоль всего здания лежали детали катеров – одни приподняты над землей, другие валяются прямо на земле и выглядят так, будто их выпотрошили какие-то животные. Застоявшийся в комнате запах затхлости стал утомлять ее. Мари открыла окно и впустила влажный, холодный воздух, однако ее ноздри продолжал щекотать запах сигаретного дыма. Сырость въелась в нее до костей и, как она ни терла плечи, все не уходила.

Мир все так же сжимался вокруг нее, становясь меньше с каждой секундой. Мари убедила себя, что ночная встреча была просто кошмаром. Ярким, бурным, невероятным кошмаром. Просто порождением ее воображения. Вера в то, что все ей привиделось, помогла выровнять дыхание и успокоить сердцебиение, однако ее сознание стремительно ускользало в другое измерение, где властвовала паника. Неужели она опять теряет разум?

Те два года, что Мари, по настоянию Анаис, провела в мрачной, изолированной больнице, казались не такими уж далекими, и ее воспоминания о том времени были сдобрены постоянным страхом. Чем же она заслужила такое? Частой сменой настроения? Но ведь подростки из этого и состоят – из настроения и отношения. Склонностью к выпивке? Теми выходными, когда она вместе с Жизель сбежала в Париж и оказалась в стрип-клубе? Анаис больше возмутило то, что ей пришлось ехать в полицейский участок и забирать ее, а не сам инцидент. А может, все дело в сексе с ее бойфрендом? Или в сексе с многочисленными партнерами?

Мари знала, что все это повлияло на решение матери упрятать ее подальше, однако не это оказалось той последней соломинкой, что переломила спину верблюду, или той капелькой глазури на несъедобном торте. К подписанию распоряжения о помещении ее в больницу Анаис подтолкнуло то, что она порезала себя. Сейчас ноги Мари чистые и гладкие, тонкие белые шрамы практически не видны на бледной коже, но когда-то они были изрезаны опасной бритвой и испещрены ожогами от сигарет – все это было ее рук дело.

Мари вдруг ощутила запах антисептика – так пахло в палате с выложенными белым кафелем стенами, куда она была заключена много лет назад. Больничные рубашки, полное отсутствие уединения, ограничение свободы. Ее тело больше не принадлежало ей. Люди могли приходить и уходить, прикасаться к ней, ворочать ее, превращать ее в куклу. Но хуже всего этого был страх потерять над собой контроль, утратить способность отличать реальность от вымысла и понимать, во что верить. Сейчас ее разум снова предавал ее. Мари страшилась снова возвращаться в то состояние, когда человеком овладевает настоятельная потребность порезать себя, чтобы ослабить боль.

Она схватила телефон и набрала номер Клэр. Вспомнила, как тот призрак, что создало ее воображение, доставал из своего кармана так хорошо ей знакомый бордовый складной телефон. На том конце линии включилась голосовая почта. Мари услышала голос. «Жди до полудня». Она посмотрела на часы. Всего семнадцать минут девятого. Неожиданно ее взгляд упал на окурок, вдавленный в ковер. Она на четвереньках подобралась к нему и подняла с такой осторожностью, будто от него зависела ее жизнь. Окурок оказался настоящим. Призрак раздавил его своей ногой. А ведь Мари не была курильщицей, за все двадцать лет она выкурила считаное количество сигарет. Подняв глаза, она увидела пачку сигарет на тумбочке. «Мальборо Лайтс». Это была ее любимая марка. Рядом с пачкой валялась мелочь. Возможно ли, чтобы она сама выложила монеты, а теперь не помнит об этом?