Игорь Фёдоров - Волк

— Давайте поедим чего-нибудь.

— Давайте, — поддержал Паха, — есть охота.

Мы вытащили наши скрюченные одеревеневшие тела из автомобиля и потянулись, ловя лучи теплого солнца. Возле кафе стояло еще несколько машин. Обеденное время, всем хотелось есть. Громко пыхтя и грохоча, с трассы завернула исполинская фура, покрытая толстым слоем дорожной пыли. Ее габариты еле поместились на скромной парковке рядом с крошечными машинками, а тень накрыла половину кафе.

— Вот это мощь, — восхищенно заметил Паха, — все жизнь хотел быть дальнобойщиком. Ездить туда-сюда по нашей матушке-России.

Из фуры выскочил мужик, невысокого роста, но мощного телосложения.

— А вы знаете, сколько у фуры грузоподъемность? — деловито спросил Паха.

Мы с Алей молча направились к кафе.

— 25 тонн, — крикнул Паха, направляясь за нами.

— Все-то он знает, — сказал я.

— На контейнере же грузоподъемность написана, — с легким раздражением объяснила Аля, — слепой, что ли?

В кафешке было спокойно и уютно. Даже певец на экране телевизора на стене пел так тихо, что ни слова нельзя было разобрать. Чеки, отрываемые от кассовой ленты, пожалуй, были самым громким звуком во всем помещении. Когда мы подошли к стойке, у Пахи заиграл телефон.

— На меня возьмите чего-нибудь, — сказал он и вышел на улицу.

Мы набрали этого самого «чего-нибудь», нагромоздили на два подноса и направились к свободному столику. Но вот незадача — Аля нечаянно задела плечом того самого дальнобойщика. Руки его дрогнули, и стаканчик с кофе опрокинулся на его поднос.

— Извините, — произнесла Аля.

Дальнобойщик молча поставил свой поднос на соседний столик и повернулся к нам.

— Слышь, корявая, а поаккуратней никак?

Надвигалось что-то интересное, мы быстро поставили свои подносы.

— Извините, — еще раз сказала Аля, благоразумно прячась за меня.

— А повежливей можно? — расправил я плечи.

— С тобой что ли, повежливей, щенок? — поинтересовался мужик.

— А я сморю, батя, ты свое воспитание под забором получил.

— Сережа, не надо, — прошептала Аля за моей спиной.

Конечно, не надо. Тут я полностью согласен. Даже если Паха подоспеет на помощь, мы его втроем никак не одолеем. Я понимаю — человек весь день за рулем, устал, проголодался, а мы лишили его кофе. Вот и осерчал малость. Впервые в жизни я увидел, как выглядит смерть. Как голодный дальнобойщик. Но и терять свое достоинство я тоже не мог. Дальнобойщик, тем временем, схватил свой стул и швырнул его на середину зала. Видимо, очень сильно мы его огорчили. Присутствующие с любопытством уставились на нас. Из-за стойки донеслось:

— Мужчины прекратите!

— Идите на улицу!

— Не боись, красавицы, сейчас выйдем, — заверил мужик.

Вы видели когда-нибудь глаза взбешенного кабана? Я тоже нет.

Дальнобойщик сделал шаг ко мне:

— Ну что, недоразумение на двух ногах? — начал он, но вдруг замолчал секунд на пять, помотал головой, и посмотрев на меня, доверчиво произнес, — У меня тут мотор несколько дней барахлил. Думал, накроется скоро. Ан-нет, умельцы на базе отреставрировали. Красота! Теперь работает, как часы. Звук такой ровный, красивый, что даже радио не включаю.

Он был такой радостный, даже заулыбался. Только взгляд был безразличным.

— Не понял, — произнес я, но все понял.

Воздух за спиной обрел плотность. Я его чувствовал. В игру вступила Аля. Чтобы не задеть меня, она сделала шаг в сторону.

Дальнобойщик помолчал, окинул кафешку отсутствующим взглядом. Потом подошел к отброшенному стулу, подобрал, вернулся к столу.

— Маме еще надо позвонить, — пробормотал он.

Посетители разочарованно вернулись к еде. Я обернулся к Але. Ее глаза стали темно-зелеными и не отрываясь, смотрели на мужика. Сама она была спокойна и холодна. Я осторожно сделал еще шаг в сторону, чтобы не нарваться.

Дальнобойщик тем временем сел на стул и приступил к обеду. Как будто ничего и не произошло, подумал я.

Альбина глубоко вздохнула, будто только что поставила тяжелые сумки на пол. Ее глаза опять стали светло-зелеными. Она вернулась в наш мир, некоторое время приходя в себя. Мы молча сели за стол и освободили подносы от посуды. Я старался не замечать своих трясущихся рук. И это я, способный перегрызть корове горло! За окном Паха все также увлеченно трепался по сотовому.

— Ты его поймала взглядом? — спросил я.

Аля удивленно посмотрела на меня:

— Ух, ты! Волчище знаком с терминологией. Я даже не слышу этого пошлого слова «гипноз».

— У меня был хороший учитель, — с достоинством ответил я.

— И всему он тебя научил, все объяснил?

— Всему, что успел, — я немного напрягся. Сейчас начнется.

— А вот тему ответственности ты, видимо, прогулял?

— Ну что опять не так?

— Я чувствую твой настрой, — воспитательным тоном ответила Аля, внимательно глядя мне в глаза, — ты опять хочешь сделать ЭТО.

— Есть у меня такие мысли, — подтвердил я, — дело еще не закрыто.

— Все прошлые дела остались в прошлом. Предоставь жизни наказать убийцу, а она его накажет обязательно. Вмешиваясь, ты автоматически меняешь законное движение жизни. Убил человек человека — будет наказан. Это закон. А тут — ты, со своей местью. Все портишь, и оказываешься втянутым в такой вихрь событий, что и сам не рад. Хочешь показать, что лучше знаешь, что и как устроено. А будешь использовать свой дар во вред кому-либо — и тебе достанется, и ближним. Как в тот раз.

— Полицейские тоже преступников разыскивают, — заметил я, — ставят земные законы выше жизненных. Все портят.

— Считай полицейских помощниками Бога на земле.

— Тот убийца был как раз полицейским.

— Значит, он из другого ведомства, — показала Аля рукой в сторону, — так сказать, — диаметрально противоположного. В любом случае, они используют мозги. А ты — свой особый дар свыше. А когда мы используем что-то во вред другому, не важно что: силу, ум красоту или особенные возможности — вот тут-то и вступают в силу жизненные законы.

Дальнобойщик обернулся к нам:

— Маме надо позвонить, — напомнил он.

— Позвони, обязательно, — кивнул я и вернулся к Але, — и я не собираюсь вмешиваться во всякие законы, это будет только рекогносцировка.

— Очень красивое слово. Таинственное. Но не поняла, что это будет?

— Разведка, осмотр местности. Ничего более, — пояснил я, — а в тот раз ничего не было и не могло быть. Я Пахе никогда не причиню вреда.

— А если бы там был другой человек?

Вот опять она ставит меня в неловкое положение, когда нечего сказать. И я молчал.

— Ты же преодолел долгий путь, — рассудительно продолжила Аля, — устал, проголодался. Твое сознание человеческое только на половину, в остальном ты — зверь. Я все правильно понимаю? Мог вцепиться кому-нибудь в…