Игорь Фёдоров - Волк

— Да знаю я, — махнул я рукой.

— Знает он, — усмехнулась Аля и откинулась на спинку стула, — пойми, наша сила — это птица в клетке, и надо лишь иногда приоткрывать дверцу, чтобы покормить ее. Если ее выпустить на волю, она начнет бесконтрольно летать и все крушить на своем пути, причинять себе и остальным только боль. Наши птицы на юг не летят.

— Как красиво сказано, — съязвил я, и чтобы сменить тему, — а чем тебе не нравится слово «гипноз»?

— Мне не надо считать до десяти и предлагать пациентам расслабиться. Я могу поймать взглядом любого, кого захочу и когда захочу, даже если он спит. Кстати, можешь сам как-нибудь попробовать. Не сразу, но получится. Должно получиться. Но я стараюсь этого не делать.

— Почему? По-моему, очень полезная способность.

Аля посмотрела на меня с еле скрываемым раздражением.

— Ответственность? — догадался я.

— Она самая, — кивнула Аля, — и если тебе интересно, Пашу я не трогала. Веришь?

— Конечно, не верю, — улыбнулся я, как бы говоря «верю, но не очень», — и родителям его ты как-то быстро понравилась.

— Его родители мне доверяют, а ему — нет. Он в надежных руках. Я старше, а значит, умнее. Это не мои слова. Такова их логика и родительская любовь.

— Об ответственности, — напомнил я, — мне кажется, что ты однажды натворила что-то не очень хорошее.

— Было дело, — холодно кивнула Аля, — не натворила, но могла. Вовремя вмешались.

Она показала пальцем вверх.

— Расскажешь?

— Зачем тебе?

— Чтобы лучше усвоить тему ответственности, которую я, по всей видимости, пропустил.

— Тут и так все должно быть ясно.

— Я твой меньший брат, — я не отрывал от нее взгляда, — и вы, люди, в ответе за тех, кого приручили.

Аля обреченно вздохнула. Я тоже иногда говорю умные вещи.

— Ну, может потом, как-нибудь. И кстати, — в ее глазах изумрудным огнем вспыхнул интерес, — как это происходит?

— Что это? — не сразу понял я.

— Превращение, — пояснила Аля, — как?

— Без малейшего понятия, — пожал я плечами, — раз — и все. И ты уже волк.

— Что значит «раз — и все»? Не может быть, чтобы это произошло мгновенно.

— Именно так, — важно кивнул я, — происходит не превращение, как таковое, а оборот.

Я хлопнул в ладоши:

— Моментальный.

Аля задумчиво посмотрела в окно, немного помолчала.

— А я представляла себе, что ты прыгаешь через нож, — она рукой обозначила траекторию прыжка, — падаешь на землю, и уже потом начинаешь превращаться.

— Нет. Все происходит именно в прыжке. А падаю уже волком.

— И не больно?

— Когда падаю задницей на землю, больно.

— Я про оборот, блохастый.

— Нет, не больно, — я попытался досконально вспомнить, как это происходит, — это как будто ты проснулся. Вот только что спал, а вот — уже проснулся.

Хлопнула входная дверь и появился Паха. Он плюхнулся рядом с Алей и торжественно произнес:

— Предки всем передают привет.

— Они все это время передавали привет? — поинтересовалась Аля.

— Еще сказали не есть во всяких там кафешках и забегаловках, чтобы желудок не испортить, — Паха с интересом оглядел тарелки, — чтобы мы потерпели до дома. А вы тут, что уже успели натворить без меня? Пока я добросовестно выполнял свой сыновний долг.

— Альбина мужика взглядом поймала, — честно ответил я и головой кивнул назад, — вот этого.

— Придурок, — тихо констатировала Аля.

Паха некоторое время молчал, пытаясь определить, где здесь закралась шутка. Не нашел. Пожал плечами.

— Наверно, это хорошее дело.

Аля смотрела на меня со злостью. Я еле сдержал улыбку.

— Это тебе за блохастого.

— Чего? — не понял Паха.

— Ничего, — отрезала Аля, пока я еще чего-нибудь не ляпнул, — у девочек свои секреты.

Но это было две недели назад, а сейчас мы доехали до того места, где в прошлом году мы на полной скорости съехали с обочины. Постояли возле памятного столбика. Паха положил на него рубль. С какой целью возник этот ритуал, мы не знали. Может быть, напоминали сами себе, что жизнь — очень хрупкая вещь, и хоть иногда надо использовать мозги, для чего-то данные нам свыше. На столбике лежало уже 17 рублей — количество наших визитов к этому месту за все это время. Возможно когда-нибудь кто-нибудь найдет здесь приличную сумму. Но пока автомобили проезжают мимо, не замечая халявных денег.

— Надо будет в будущем здесь памятник поставить, — предложил Паха, — число 80 на спидометре. Как думаешь?

— Я собираюсь на недельку в поселок смотаться, — ответил я.

— Родина зовет?

— Повидаться с земляками хочу.

— Опять ты меня бросаешь? — укоризненно заметил Паха.

— Попрошу Алю, чтобы присмотрела за тобой.

— Аля скорость не любит.

— Та скорость, с которой мы едем, называется мгновенным перемещением из пункта А в пункт В. Близкое к скорости света.

— Будущее уже наступило.

Когда мы подъехали к знаку, Альбина проигнорировала свои обязанности и не обозначила финиш взмахом бейсболки. Гоночное содружество объявило ей выговор. Она это содружество просто послала.

Скажу честно, при одной только мысли о возвращении в поселок меня начинало знобить, а по телу разливалось неприятный холод, от которого кровь густела и уже не бежала по венам, а медленно текла. Но вернуться надо было обязательно. Накажет жизнь Васильева, или нет, у меня к нему были претензии личного характера. Чем все это закончится, я даже не представлял, но лишать его жизни я точно не собирался. Надо было придумать что-нибудь проще и эффективней. Даже если я просто открою глаза землякам на деяния их участкового, можно считать дело завершенным. А если Васильевым займется районная прокуратура, значит, я не зря живу на свете.

С момента убийства Васьки-комбайнера и его детей прошло не так уж много времени. Небольшая часть лета, крохотный кусочек года. Однажды мне приснились горящие люди. Они объяты голодным пламенем. Их кожа обугливается. Из обожженного горла вместе с раскаленным воздухом вырываются нечеловеческие крики, просящие отмщения. И не смолкают. Наверно сны, это отголоски совести. Отчасти и по этой причине я хочу вернуться в поселок. Чтобы этот сон не повторился.

Другой причиной было то, что мое затягивание выяснения отношений с Васильевым являлось, по сути, признанием вины. В конце концов, это произошло в моем доме, после нашего с Васькой разговора. А не показывает свой нос, значит виновен. Напакостил и свалил. Так что, хочешь — не хочешь, показаться надо обязательно, чтобы восстановить добрые отношения с земляками и не бросать тень на имя дяди. А мое появление после того, как все уляжется и забудется, будет крайне неуместным.

И основной причиной был, разумеется, Васильев. Наш участковый, с руками по локоть в крови. Невинной крови. Легко и грациозно втянувший меня в свои разборки с кузнецом и уничтоживший его моими же руками. А так как это сделал я, то мне и отвечать. А жизнь может наказывать кого-нибудь другого. Благо, таких всегда хватает с избытком. На наш век хватит. Всем найдется работа.