Игорь Фёдоров - Волк

Мой план состоял из двух шагов. Первый — в обличии волка понаблюдать за обстановкой в поселке. Узнать настроение земляков, разведать любимые места и возможные маршруты Васильева в рабочее и свободное время, а также разыскать все ловушки и капканы. Я помню угрозу Васильева после того, как загрыз его корову. Он естественно распространится об этом происшествии. И остальные земляки обязательно захотят подстраховаться на случай возможной опасности. В наших краях волков и так было немного. Возможно, кого-то отстреляли, а кто ушел подальше. Но никто не хочет отдавать свою скотину без боя.

Так же, я возлагаю надежду на волчью интуицию, искусство маскировки и мгновенную реакцию в экстремальных случаях, при обдумывании которых человек может потерять жизненно важные секунды. Невидимым и бесшумным призраком в течение недели я намеривался наблюдать за поселком со стороны, собирать нужную мне информацию, отслеживать все потенциальные опасности. Да и просто отдохнуть на природе, если долгое пребывание в шкуре волка не начнет вытеснять человека во мне. У меня каникулы.

Вторым шагом будет мое присутствие в поселке в качестве человека. После того, как я разузнаю все, что меня интересует, я лично посмотрю Васильеву глаза. И там, где волк слова не скажет, человека не заткнешь. Если наш поединок будет происходить при свидетелях (а так и будет), физической силы участкового я могу не бояться. Но заговоренный нож будет при мне. Васильев не гнушается никакими методами в достижении своей цели. Даже самыми бесчеловечными. В таком случае, я тоже не собираюсь отказываться от козыря в рукаве. Иногда разящий коготь может оказаться хорошим подспорьем даже самому острому слову, когда другие аргументы бессильны.

И все это я планирую сделать до моего дня рождения. Свое появление на свет я никогда не отмечаю, просто я установил этот день, как временной ограничитель. Без этого я буду свой замысел откладывать и откладывать, пока не станет совсем поздно.

Но учитывая, что Васильев очень опасный и хитрый игрок и благодаря лекциям Альбины об ответственности и законах жизни, успех кампании иногда мне казался сомнительным. Мягко говоря.

Но с другой стороны, Бог помогает тем, кто сам себе помогает.

Обед продолжался своим чередом под неторопливую беседу.

— Земляки погибли на днях, — так я ответил Пахе на вопрос, почему в последнее время я такой грустный.

Альбина бросила на меня быстрый взгляд. Уж она-то понимала, что моя грусть гораздо больше и шире общепринятого понятия.

— Сочувствую, — сказал Паха, — а как погибли?

— А тебе это обязательно знать? — вмешалась Аля.

— Сгорели заживо по неосторожности, — чуть отредактировал я правду. В принципе, я от истины ушел не далеко, — Васька-комбайнер и три его сына.

Аля тихо ахнула. Она даже и не задумывалась, что тут могли пострадать дети. Она видела только четырех сгоревших людей без определенного возраста. Все-таки она не такая крутая, с некоторым удовольствием подумал я.

— Кошмар какой, — пробормотал Паха.

Дальнобойщик, тем временем, закончил с обедом. Не убрав посуды и так и не выпив кофе, тихо стал и пошагал к выходу, погруженный в свои мысли. Лишь на пороге он оглянулся и посмотрел на нас с некоторым непониманием, будто удивляясь, почему не было драки.

— А кто теперь хлеб собирать будет? — поинтересовался Паха.

— Тебе-то что за печаль? — грустно промолвила Аля, задумчиво глядя в окно.

— Ну как же, — возмутился Паха, сын нашего мэра, — комбайнер погиб. Как они теперь будут? Или у вас их несколько?

— Было несколько, — вспомнил я золотые годы поселка, — а как колхоз развалился, так никого и не осталось. Да Васька и комбайнером-то никогда не был.

— А кем же он был? — поинтересовалась Аля.

— Механизатором.

Васька (тогда еще не комбайнер) только-только проснулся, а уже понял, что опять начудил по полной программе. Он лежал на чем-то твердом в неудобной позе скрюченного зигзага. Голова раскалывалась, но не от похмелья, это он определил как профессионал. Скорее всего, он вчера получил сильный удар по макушке. Скалкой или сковородкой. Над ним, на высоте 3 метров возвышался квадрат, излучающий яркий свет.

Вот и свершилось, подумал Васька, подруга с узким горлышком сделала свое дело. Хотя, в принципе, все к тому и шло. Мне говорили, меня предупреждали. Винить некого. Только жаль, что перед самым Новым годом.

Василий так любил новогодние праздники, что от одной только мысли, что ему с детьми никогда больше не придется наряжать елку, на глазах навернулись слезы.

А почему туннель какой-то квадратный, продолжал размышлять Васька, вытирая глаза. Всегда круглый был. Знающие люди говорят. А тут… И не лечу я никуда, и легкости не чувствую. Никто не встречает. И голова болит.

В сияющем квадрате появилась маленькая голова. Любопытные глазки внимательно изучали Ваську.

— Ты там жив?

— Нет, — ответил Васька, — я там умер.

Голова исчезла, послышался топот бегущих ног.

— Мама! — прокричал детский голос, — Он жив.

— Это ненадолго.

В квадрате появилась женская голова.

— Мне долго еще картошку ждать, изверг?

Точно, картошка. Все тут же стало на свои места. Иногда одно слово может восстановить цепь событий. Вчера Мария попросила его достать из погреба картошки. Ну что за женщина? Видела же, в каком состоянии он был в тот момент. И если тело было легким и свободным от земного притяжения, то ноги превратились в две непослушные коряги. Эти-то коряги и зацепились одна за другую, что послужило причиной падения на дно погреба. Где он тут же и уснул. Только грохот был, заслушаешься. Слава Богу. А он уже было приготовился…

Никогда еще приведение тела в вертикальное положение не было таким долгим и трудным. Васька изо всех сил цеплялся одной рукой за лестницу, другой за полки с соленьями, поднимая свое затекшее тело с холодного пола. Во время этой процедуры три банки с огурцами упало на пол. Две из них разбились вдребезги, одной повезло.

— Паразит! — донеслось сверху.

Такая закуска пропадает, грустно подумал Вася во время подъема. Лучше бы себе шею сломал. А вот был бы трезвым, переломал бы себе все кости и вдобавок, умер бы от переохлаждения. С дугой стороны, был бы трезвым, не упал бы. А были бы мозги, было бы сотрясение.

Еще одно неимоверное усилие и Васька кое-как встал на ноги. Маленькая, но победа. Потом, как моряк по веревочной лестнице, он полез наверх. Только очень медленно. И как моряка, карабкающегося на рею, раскачивают все морские ветра, так и Ваську болтало из стороны в сторону невидимая сила. Наконец, он вылез из подвала, и тяжело дыша, растянулся на полу. Над ним, словно роковое проклятие, возвысилась супруга.