Сабина Тислер - Похититель детей

— Теперь до меня дошло… — сказала Анна. — Следовательно, мы ничего, ну абсолютно ничего не можем сделать?

— Можно лишь надеяться, что преступник не будет больше убивать или в следующий раз допустит ошибку. Может быть, кто-то за ним наблюдает, я не знаю.

У Анны был очень задумчивый вид. Марайке спросила:

— Вы разрешите воспользоваться вашим туалетом?

— Конечно.

Анна показала, где находится ванная, и Марайке исчезла за домом.

— Она потрясающая, правда? — сказала Элеонора.

— Да. Было бы здорово, если бы она занялась этим делом, но я понимаю, что ей хочется отдохнуть.

— Я в Германии тоже расследую дело об убийстве детей, — сказала Марайке, вернувшись и садясь за стол. — Но наш убийца действует иначе, чем преступник из Тосканы. Немецкий убийца, правда, тоже убивал маленьких мальчиков, которые были приблизительно того же возраста, что и дети, пропавшие здесь, но он совершал убийства по всей Германии. Места преступлений находятся за сотни километров друг от друга. Кроме того, он не прячет трупы, а практически преподносит их полиции, устраивая маленькие сцены, на которых усаживает трупы так, словно они еще живые. Несмотря на то что он дал нам множество зацепок, мы с 1983 года не можем напасть на его след. Для меня невыносимо сознавать, что этот тип на свободе и смеется над полицией, потому что она не в состоянии схватить его.

— Я ничего об этом не слышала, — пробормотала Анна.

— Со времени последнего убийства уже прошло пятнадцать лет. По какой-то причине он перестал убивать. Может быть, его уже нет в живых. Это было бы лучше всего, только мне хотелось бы знать это точно. У нас есть его ДНК, но это нам не поможет. Он нигде не зарегистрирован, нигде не попал на заметку, ранее не судим. Что, собственно, странно для маньяка.

— С какими интервалами он совершал убийства в Германии?

— Тоже раз в три года.

— Кажется, это его любимый отрезок времени, — сказала Элеонора и криво улыбнулась.

— Хотите бокал вина? — спросила Анна.

— Мне не надо! — простонала Элеонора. — А то я не переживу обратный переход.

Следующую четверть часа они говорили об итальянском климате, о еде, о вине и об итальянцах, а потом Элеонора и Марайке отправились в обратный путь. Марайке попросила Анну разрешить ей оставить у себя снимок Феликса — просто так, на всякий случай. Анна охотно дала одну из фотографий и пообещала на следующей неделе заглянуть в Ла Пекору. Марайке попросила Анну ничего не рассказывать ее подруге Беттине об исчезновении детей. У Беттины за это время выработалась аллергия на убийства, и особенно — на расследования убийств во время отпуска. Если она узнает, что Марайке занимается этим делом, пусть даже в мыслях, то оторвет ей голову.

Анна пообещала и долго махала им рукой, пока они не исчезли за ближайшей горой.

«Она хотя бы задумается над этим, — подумала Анна, — она просто не может иначе. Может, мы хоть чуть-чуть, хоть капельку продвинемся вперед».

Анна посмотрела на часы и ужаснулась. Было уже почти три. Надо спешить, если она хочет забрать Гаральда из аэропорта. Она быстро убрала ведра, швабру и тряпки, унесла бокалы со стола, провела щеткой по волосам, тщательно заперла дом и побежала на стоянку, где, как всегда, стояла ее машина.

Самолет должен был приземлиться в семнадцать часов пять минут. В семнадцать часов шесть минут Анна прибежала в зал для прибывших пассажиров аэропорта «Веспуччи» во Флоренции и с облегчением вздохнула, увидев на табло, что самолет опаздывает на тридцать минут. Тогда она выпила в маленьком баре еще один эспрессо, уселась с книгой на один из стульев и стала ждать.

Зал был необычно маленьким, далеко не красивым и, естественно, не соответствовал тем ожиданиям, которые бывают, когда приземляешься во Флоренции. Он скорее подошел бы какому-нибудь незначительному государству где-то в пустыне, чем одному из важнейших городов Италии.

Несколько итальянцев громко разговаривали между собой, и им было совершенно безразлично, что каждый мог их слышать. Маленькая черноволосая итальянка носила перед собой огромный щит, на котором было написано «Фрау Кюпперсберг». Анна улыбнулась. Ни один из итальянцев никогда не сможет прочитать или произнести такую фамилию, они ломали себе языки даже на таких простых словах, как «Küken» [69] Цыпленок ( нем. ). и «Kuchen» [70] Пирог ( нем. ). .

На маленьком экране под потолком напротив рейса «Люфтганзы» из Мюнхена появилась надпись микроскопическими буквами «arrivato» [71] Прибыл ( ит. ). , и вскоре из автоматически открывающихся дверей вышел Гаральд.

«Он классно выглядит, — подумала Анна, — намного лучше, чем раньше. Ему пошло на пользу, что пару недель я не готовила ему еду».

Гаральд обрадовался как ребенок, когда увидел Анну среди встречающих.

— Привет! — сказал он, подходя.

И Анна ответила:

— Привет.

Они смущенно смотрели друг на друга, не зная, что еще сказать. Тогда Гаральд крепко прижал Анну к себе и поцеловал в щеку.

— Прекрасно, что ты наконец здесь, — пробормотала она и взяла его за руку. — Идем, моя машина стоит как раз под запрещающим знаком. Я прямо не могу дождаться момента, чтобы посмотреть на твое лицо, когда ты увидишь долину.

Гаральд был в таком же восторге, как и Анна, когда она увидела Валле Коронату в первый раз.

— Боже, как романтично! — сказал он, когда они шли по дороге к дому. — Фантастика! Я себе такого и не представлял. Теперь я понимаю, почему ты так влюбилась в этот уголок.

Он оставил дорожную сумку под ореховым деревом и вошел в дом. Он медленно ходил из комнаты в комнату, ощупывал то стену, то дверь, то проводил рукой по полу. Он проверил окна, попробовал, как закрываются двери, и ничего не сказал.

— Крыша не протекает? — спросил он, закончив обход.

— Думаю, нет, но сильных дождей еще не было.

— Дом далек от совершенства, — в конце концов сказал Гаральд. — Двери и окна сделаны по-дилетантски, но в целом дом очень красивый. В нем какая-то особая атмосфера, и я думаю, что должен поздравить тебя с твоей долиной.

Он сказал «твоей», а не «нашей».

Потом он обнял Анну, и она расслабленно прислонилась к нему. От одобрения мужа ей сразу стало очень хорошо, и только сейчас она поняла, как ей его не хватало.

Анна приготовила салат из тунца с бобами и сварила к нему еще penne all’arrabbiata, потому что знала, как Гаральд любит острый томатный соус чили.

Гаральд говорил почти весь вечер, потому что Анна хотела знать все новости из Фрисландии. Она спросила и о Памеле, но Гаральд сказал, что не видел ее уже несколько недель, — наверное, она уехала, он точно не знает. Анна даже поверила ему.

Пока Гаральд рассказывал, Анна почувствовала, как в ней пробуждается что-то вроде ностальгии по Фрисландии, и решила, что не позже чем через месяц вернется домой. Она ни за что не хотела в одиночестве проводить зиму в долине.