Джуди Финниган - Элоиз

— Что? Это просто смешно.

Хотя, помнится, поначалу Джулиана тоже так считала.

— Нет, это не так, Крис.

— Отчего же? Посуди сама: бедный художник женится на наследнице большого состояния. И после этого ты будешь говорить, что у него все по любви?

— Но ты и сам говорил, что у них любовь. Ты забыл, Крис? Вспомни, как он смотрел на нее. Она была прекрасна — конечно же, он любил ее.

— Он сказал, что их брак не был счастливым. И намекнул на ее неверность.

— Это ты про Элоиз? Нет, это совершенно не ее стиль. К тому же я точно была бы в курсе.

— Да неужели. Не думаю, что она все тебе рассказывала.

Это уж точно. Я поднялась из-за стола.

— Крис, пошли прогуляемся к морю. Хочется прочистить голову.

Мы медленно пошли по дороге, мимо маленьких и аккуратных побеленных домиков, мимо древних каменных стен, где из каждой расщелины пробивался какой-нибудь дикий цветок или вьющееся растение. Однажды, гуляя тут, мы видели орешниковую соню. Она сидела на валуне, такая маленькая трогательная проныра. По вечерам вокруг кустов тут снуют лисы и барсуки, роют землю в поисках еды. А днем повсюду царит море: оно выглядывает из каждой арки, в каждом дворе, колышется золотисто-бирюзовой дымкой за каждым забором — бормочет, нашептывает что-то на языке волн в каждой маленькой бухточке или пещере.

— А Тед ничего тебе не говорил про Артура? — вдруг спросила я Криса.

Крис покачал головой:

— Нет. А кто такой Артур?

— Внук Элоиз.

Крис остановился и посмотрел на меня с легкой насмешкой.

— Кэти, ты шутишь? Какой еще внук? Ей было сорок с небольшим, когда она умерла. О чем ты вообще?

Мы подошли к кафе под открытым небом и присели за столик. Кафе уже не работало, пляж был пуст. Я накрыла ладони Криса своими.

— Послушай, Крис. Это очень, очень важно. Элоиз пыталась все время рассказать эту историю, и лишь только Джулиана все прояснила сегодня. Это долгая история. Во всяком случае, я узнала сегодня от Джулианы, что Элоиз родила ребенка, когда ей было тринадцать.

— Что? Но это просто смешно. Мы бы наверняка давно знали… про такое.

— Крис, не перебивай и постарайся меня выслушать. Про это никто не знал, и по понятной причине все это тщательно скрывалось. Послушай, как это было…

Элоиз сызмальства была одиноким ребенком. Ее отправили учиться в частную школу в Труро, довольно далеко от дома. В будние дни она жила там, а в пятницу после занятий ее забирали в Роузлэнд Холл — ее родители тогда еще жили в своем огромном фамильном особняке. Но у них не было наследника. Денег было много, но в один прекрасный день могло уже не хватить средств, чтобы поддерживать дом и всю прилегающую территорию. Это было очевидно, но сэр Чарльз наотрез отказывался открыть поместье для посещения публики.

Всякий раз когда Джулиана тонко намекала, что такое решение проблемы было бы вполне разумным, Чарльз только фыркал негодующе: «Какая нелепость. Мы что — звери в зоопарке, чтобы на нас смотреть? Не могу себе представить, чтобы всякий сброд начал топтать наш паркет в Большой галерее или шлялся бы по моему парку. Узнай об этом мой отец, его точно хватил бы удар».

Чарльз был снобом, а Джулиана старалась смотреть на вещи реалистично. Она знала, что супруг вряд ли согласится на то, чтобы отдать особняк Национальному тресту, но все же однажды сказала ему об этом. Ведь при этом у них останется приличное состояние — достаточное для того, чтобы Элоиз, а потом и ее детям не пришлось беспокоиться о деньгах. А сами они, прибавила Джулиана, смогли бы поселиться тут же — в старом доме, который вполне подходит, чтобы жить в комфорте и со вкусом. Зато сразу отпадет столько проблем: не нужно будет печься о содержании огромного особняка, который сжирает столько денег, и иметь обременительную обязанность — соответствовать.

Чарльз категорически отказывался расставаться с домом своих предков. Особняк был своего рода фамильной эмблемой, символом его высокого положения в обществе. А нехватка денег — ничто по сравнению с тем, что у него нет сына, который смог бы унаследовать Роузлэнд. Сэр Чарльз очень стыдился этого. Ему даже казалось, что другие корнуоллские аристократы считают его неполноценным отцом.

И пока Джулиана боролась с хандрой мужа, она несколько упустила из виду собственную дочь. Элоиз, привыкшая, по наущению матери, к ведению дневника, поверяла только ему свои переживания того лета. Ей тогда исполнилось тринадцать. Только позднее, когда умер ее отец, она дала матери прочитать свой дневник. Она оставила его на хранение Джулиане, выйдя замуж за Теда, и Джулиана пообещала, что это будет их тайной и что Тед никогда ничего не узнает об этом.

Но теперь, когда в жизни Джулианы чудесным образом появился Артур, она решила поделиться со мной этой историей. О, она знала, через какой опыт прошла Элоиз в столь нежном возрасте — подтверждением тому был дневник с его пылкими, сбивчивыми признаниями, в которых сквозила растерянность девочки, до которой не было дела ее родителям. И когда я начала читать этот дневник, я сразу же погрузилась в этот мир — мир Элоиз, которую, оказывается, я совсем не знала. Моя бедная подруга — сколько же она скрыла от меня.

Ровным округлым почерком Элоиз писала о своем одиночестве. Живя в интернате, она чувствовала себя отверженной и трудно сходилась со сверстницами, давая выход переживаниям в тех ролях, которые исполняла в школьном театре. По выходным, возвращаясь домой, она опять оказывалась одна. Как по огромному лесу, бродила она по особняку, и эхом разносились ее шаги в его безлюдной пустоте. А ведь когда-то давным-давно, еще до ее рождения, воздух тут звенел голосами: играла музыка, устраивались балы и роскошные обеды, и стол был украшен изящным фарфором и столовым серебром.

Но большую часть времени Элоиз проводила в своей комнате, с неохотой присоединяясь к родителям только во время трапез. Отец ее сидел за столом со скучным видом и вечно молчал, почти не ел, но зато пил вино бокал за бокалом. А вечером Элоиз подглядывала из комнаты, как поднимается по лестнице дворецкий Эрик, чтобы занести в библиотеку графин с виски. Даже если Элоиз засиживалась допоздна, отцу было все равно — он никогда не поднимался к ней и все сидел у себя, как медведь в берлоге. Пару раз ей не спалось, и она выскальзывала из своей постели, подходила к дверям библиотеки и долго так стояла, переминаясь с ноги на ногу. И оба раза когда она все же решалась приоткрыть дверь, то видела своего отца лежащим на кушетке возле тлеющего камина. Отец громко храпел, а на ореховом столике подле него стоял пустой графин.

Потом наступили длинные летние каникулы. Оба родителя были слишком погружены в тихие препирательства, чтобы обратить внимание на собственную дочь. Тут Элоиз во всех деталях описывает, как она коротала дни одна, бродя по роскошному парку, предаваясь мечтам. Иногда она сидела в беседке, зачитываясь своими любимыми книгами: «Джейн Эйр» и «Грозовой Перевал».