Валентен Мюссо - Женщина справа

— Ты продвигаешься в своем расследовании?

У меня не было уверенности, что мои розыски ее действительно интересуют, особенно если вспомнить, что как раз они и явились причиной нашего последнего спора. Я увидел в этом вопросе лишь средство отложить обсуждение тем, которые ее сердят.

— Да, кое-что раскопал… но я бы предпочел сейчас об этом не говорить.

Накануне мы с Хэтэуэем много часов напролет разбирали бумаги ФБР, причем детектив делал выводы куда более блестящие, чем мои.

Когда я захотел взять ее за руку под столом, она уклонилась.

— Что с нами будет, Эбби?

Она опустила глаза. Именно в эту секунду подошел официант, чтобы принять заказ. Я ткнул пальцем в случайное блюдо из меню, Эбби взяла свой обычный вегетарианский салат.

— Мне бы хотелось, чтобы ты вернулась домой. Тебе больше нет никакого смысла оставаться у Мэрил!

— Я беременна, Дэвид, — сказала она бесцветным голосом.

Смысл сказанной Эбби фразы был предельно ясен, не было никакой необходимости просить ее повторить. Однако сперва она не означала для меня ничего определенного. Затем я начал паниковать. У меня не было времени представить себе последствия, которые влекла за собой такая новость, но я знал, что первые слова, которые я произнесу, будут для Эбби единственными имеющими значение.

— Как давно?

Я тут же понял, что она ждала от меня совсем не этих слов: ее губы сжались, что было явным признаком разочарования.

— С вечера твоего дня рождения. Может быть, на день-два больше, но в этом невозможно быть уверенной на сто процентов.

— А теперь ты уверена?

Я продолжал самым жалким образом идти ко дну, но не мог найти ничего умнее, чтобы сказать.

— Да, я была у врача.

Одним глотком я осушил свой бокал белого вина.

— Почему ты мне раньше об этом не сказала?

Единственным способом скрыть замешательство было пойти в атаку.

— Я сказала бы тебе, если… Но, Дэвид, разве того, что я тебе тогда сказала, было недостаточно? Ты так и не понял, что между нами не так? Мне было страшно тебе об этом говорить, я не находила подходящего момента. Именно для этого я и приехала в Лос-Анджелес. Но, когда я вошла в твой кабинет, у меня было впечатление, что у тебя своя тайная жизнь. И что на самом деле я тебя совсем не знаю…

— Тебе не кажется, что ты немного преувеличиваешь? И все это из-за нескольких валяющихся старых бумаг!

— Нескольких старых бумаг! Если бы ты себя видел в тот день, когда поделился со мной своими открытиями! Ты расследуешь исчезновение своей матери, которую не знал и мысль о которой преследует тебя всю жизнь. Вот только не пытайся меня убедить, что причина в обычной работе, над которой ты часами сидишь у себя в кабинете!

— Меня заставили броситься в это расследование обстоятельства, я ничего такого и не хотел.

— Может быть, но сейчас ты живешь пленником прошлого. А для меня важнее всего будущее: мне необходимо кое-что построить, и решать тебе, если ты хочешь быть частью этого проекта.

Мне так и не удалось поверить, что Эбби беременна. Без сомнения, мне следовало бы прокрутить перед своим внутренним взором картины материнства, новорожденного, пеленки-распашонки, первые шаги, но все это оставалось в моем сознании абстрактными понятиями. Я был отцом этого ребенка и не испытывал ничего, кроме ужасной тревоги, вдвое усиленной ощущением, что земля уходит у меня из-под ног.

— Ну, значит, у нас будет малыш…

Мне требовалось высказать эту мысль вслух, без какой-то определенной цели. Эбби вздохнула, прислонившись к спинке своего кресла.

— Малыш не спасает пару, Дэвид. Ради того, чтобы у нее было будущее, его не производят на свет.

— Что же ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

— Я знаю, что это должно быть для тебя сложно. У тебя не было родителей, твоя мать практически не знала твоего отца…

— Очень прошу, не нужно об этом! Ты явно думаешь, что жизнь настолько схематична, я что буду обречен воспроизвести незыблемую семейную схему? И, по-твоему, я никогда не смог бы стать хорошим отцом, потому что у семьи Бадина их нет?

— Я тебе совсем не это сказала: но согласись, что нынешняя ситуация ничего не улаживает. Вот почему я тебе тогда ничего не смогла сказать. Из-за твоего прошлого у тебя нет мира в душе… а я не могу соперничать с мертвой.

Она закусила губы.

— Извини, я не должна была этого говорить, это оскорбительно.

Сознавая, что мы вступили на скользкую почву, я предпочел не отвечать на ее неловкость.

— И что же мы будем делать?

— Я абсолютно уверена, что хочу сохранить этого ребенка. Но не надо, чтобы ты принимал поспешное решение. Я хочу дать тебе время поразмышлять… о нас, об этом ребенке. Каким бы ни было твое решение, я приму его.

— Но о чем ты говоришь? Ты что, можешь себе представить, что я сделаю вид, будто это меня не касается? Что я мог бы не признать этого малыша?

— Мне не хотелось бы, чтобы ты действовал лишь из чувства долга или чтобы успокоить свою совесть. Наведи порядок в своей жизни, Дэвид, и, когда ты почувствуешь, что готов, мы с тобой снова поговорим.

К моему большому изумлению, она встала.

— Что ты делаешь? Мы еще не поужинали!

— Мне не стоило резервировать столик, это было глупо с моей стороны. Нет смысла целый час оставаться с глазу на глаз и делать вид — или, еще хуже, говорить такое, о чем потом пожалеем.

— И это ты упрекала меня, что я избегаю любых серьезных разговоров! Ты не можешь сейчас вот так взять и уйти.

— Ты знаешь, что я права.

— Может быть, как раз это и есть наша проблема: ты всегда права, и я всякий раз чувствую себя виноватым.

Она открыла рот, но передумала говорить, удовольствовавшись обычным «до скорого». Затем, одарив меня поцелуем в щеку, она пересекла зал ресторана.

В одну из старых картонных коробок, где были сложены вещи моей матери, я убрал все, что касалось моего расследования: фотографии, газетные статьи, досье из расследования ФБР, записи Хэтэуэя. Заклеив ее скотчем, я написал сверху черным фломастером: Элизабет. Должно быть, когда-то давно полицейские департамента Лос-Анджелеса сделали то же самое и оставили досье в полицейских архивах. Нераскрытое дело.

У меня было такое чувство, что я дошел до конца дороги, которая никуда меня не привела. Хуже того: я не видел, каким образом снова начать жить своей жизнью так, будто всего этого не было. Я снова подумал о своем нью-йоркском ужине с Кроуфордом, о поездке к Уоллесу Харрису в Беркшир, о первой встрече к Хэтэуэем: столько событий, давших мне видимость нового старта. Итог оказался плачевным: у меня не было ни малейшей идеи, что произойдет с Эбби в ближайшем будущем и — если уж быть до конца откровенным — мне так не хотелось об этом думать. Это расследование завело меня в тупик, и в профессиональном плане меня больше не существовало. «Никто тебя не знает, когда ты не у дел…» [92] Популярная песня Джимми Кокса (1923), записанная множеством популярных исполнителей.