Эмма Хоутон - Тьма [litres]

– Как насчет его браслета? – спрашивает она. – Что было на нем?

– Он не надел его. Мы не знаем, где он.

– Но ты все равно можешь проверить данные, не так ли?

– Я пытаюсь, – говорю я. В самом деле, я открыла файл вчера, но не смогла расшифровать его. Мне придется попросить Тома или Роба помочь мне. Но нужно быть осторожнее; если Сандрин учует, что я копаю за ее спиной, я отлично могу представить ее реакцию.

Каро наклоняется и хватает мою руку, крепко сжимая.

– Я должна это сделать, Кейт. Я должна это сделать ради Алекса, но я не справлюсь одна. Мне нужна твоя помощь. Пообещай, что поможешь мне узнать правду.

Я смотрю на нее, сомневаясь. Потом отгоняю опасения.

– Я отслежу данные завтра и поговорю с Дрю или Люком. Но ты должна мне пообещать кое-что взамен, хорошо? Что ты не будешь пытаться разбираться сама. Что поставишь свое здоровье на первое место.

Она кивает, но я пожимаю ее руку, подчеркивая свои слова.

– Я серьезно. Ты пережила сильный стресс, Каро, и это не идет на пользу ни тебе, ни ребенку. Ты должна помнить об этом, потому что Алекс не хотел бы, чтобы что-то плохое случилось с кем-то из вас.

Каро колеблется, будто собираясь возразить. Потом ее поникшие плечи выдают, что она сдалась.

– Хорошо. Но ты же расскажешь мне сразу, как что-то узнаешь, не так ли?

Я киваю, в то же время думая, то ли это обещание, которое я смогу сдержать. Я не готова рисковать еще больше.

Переходи этот мост, когда доберешься до него, решаю я, обнимая ее, и ухожу.

Я провожу остаток дня в кровати, приглушив освещение, поваленная очередной убийственной мигренью, едва отступившей после двойной дозы «Трамадола». Хуже боли только сопровождающий ее упадок настроения. Я чувствую себя так, будто живу в этом маленьком давящем пузыре вечно, моя прошлая жизнь отдаляется, как сон, оставляя подкрадывающуюся уверенность в том, что я никогда не покину это место.

Иррационально, конечно. Но тяжело отогнать эту мысль.

Наконец-то засыпаю, и на следующее утро я уже чувствую себя достаточно хорошо, чтобы взяться за завал работы, скопившейся за десять дней после смерти Алекса. Я должна выполнить свое обещание и проверить данные с браслета Алекса, но сначала нужно обновить еженедельные анализы крови. Я начинаю с Элис, которая всегда приходит добровольно, без привычных гримас и пререканий, что я получаю от остальных.

– Как ты? – спрашиваю я, готовя иголку и шприц.

– Нормально, – пожимает плечами она.

Едва заметные синяки под ее глазами говорят от обратном, но я не настаиваю. Как любой хоть немного стóящий доктор, я знаю, что нужно позволить людям прийти к тебе, не наоборот.

– Могу я кое-что спросить? – спрашиваю я.

Элис кивает.

– Ты не против вспомнить, что случилось, когда ты нашла Алекса? – Я закатываю рукав, достаю антисептическую салфетку и протираю внутреннюю часть ее локтя.

– Зачем? – Она морщится, когда я ввожу кончик иглы под ее бледную кожу.

– Мне нужно составить полный отчет для команды АСН, – лгу я, надеясь, что она не посоветуется насчет этого с Сандрин.

Элис отворачивает голову, когда я ввожу иглу в вену.

– Я думала, Сандрин уже это сделала, – говорит она, когда я оттягиваю поршень и шприц начинает наполняться кровью. – Я имею в виду, отчет в АСН.

– Она-то сделала, но мне нужно убедиться, что я включила все с медицинской точки зрения.

Ее миловидное лицо остается непроницаемым, когда я вытаскиваю иглу и прикрываю крохотную ранку пластырем. Иногда Элис невозможно понять, нельзя точно сказать, о чем она думает.

Наконец она вздыхает, приходя к некоторому выводу.

– Соня плохо себя чувствовала, когда пошла спать тем вечером. – Она опускает рукав. – У нее болит живот, если она выпивает слишком много вина, поэтому я решила запустить шар вместо нее.

– Ты знаешь, как это делать?

– Это довольно просто. Соня показывала мне на случай, если она не сможет. Как снять показатели тоже, в метеорологической будке.

– Эта информация разве не собирается автоматически?

– Собирается, – подтверждает Элис, – но мы проверяем и вручную, чтобы убедиться, что нет сбоев.

Я киваю. Звучит логично. Половина вещей, которые мы делаем на базе, необязательны, но полезны для поддержания какой-то рутины в постоянной темноте. Мы все находим способы чем-то себя занять.

– И что случилось? – подбадриваю я. – Как ты… – Я не хочу говорить «нашла тело». Это кажется таким жестким, почти излишне клиническим.

– Я провела фонарем по снегу. Как обычно.

Нет нужды спрашивать зачем. Я очень хорошо могу понять это зловещее ощущение пребывания во тьме, особенно когда не светит луна. Неотступное чувство, что ты не один.

Глупо, да, но таков самый примитивный страх.

– Тогда ты его увидела? – спрашиваю я.

– Я заметила нечто темное у подножия башни. Я не смогла понять поначалу, что это было. Подошла поближе, и тогда… я попыталась привести его в чувство, потом по рации позвала на помощь. Но никто не принимал сигнал, так что мне пришлось возвращаться. Его занесло снегом, понимаешь. И я знала… – ее щеки краснеют, она откашливается, – я знала, что он провел там уже какое-то время, и не было ничего, что я могла сделать.

Она смотрит на меня, ожидая подтверждения, что поступила правильно.

– Он был мертв уже несколько часов, – говорю я. – Тебе не за что себя винить.

Элис понемногу расслабляется. Она боялась что я и все остальные осуждают ее. Неудивительно, что она не решалась говорить.

– Ты заметила что-то еще? – спрашиваю я. – Какие-то следы на снегу?

Она качает головой.

– Но было достаточно ветрено, любые следы быстро бы замело. Я едва могла видеть путь обратно к станции.

– Ничего странного?

Элис обдумывает мой вопрос, пока я достаю тонометр и прикрепляю к ее руке.

– Ничего, кроме того, что он, ну, был так легко одет. – Без предупреждения она морщится и начинает плакать. – Это было ужасно, Кейт, – всхлипывает она, – видеть, как он там лежит практически голый, замерзший. Я не могу спать, потому что постоянно думаю об этом.

Я снимаю манжету тонометра и протягиваю ей салфетку, мысленно коря себя. Бедная женщина травмирована, да и кто может ее винить? Мне стоило понять это раньше, убедиться, что она справляется с этим.

Мне нужно проверить Дрю, думаю я. Люка тоже. Их, вероятно, шокировало все это, когда они переносили тело, а эффекты травмы могут появиться через какое-то время.

– Это, должно быть, было ужасно, – успокаивающе говорю я Элис, представляя, как пугающе оказаться в одиночестве на льду перед трупом коллеги. – Но, честно, Элис, нет абсолютно ничего, что ты могла бы сделать.

Она кивает, берет салфетку и вытирает глаза.