Евгения Кретова - Альтераты: миссия для усопших

— Не подходи! Прочь!! Про-очь!!! — Дарья отшатнулась, впечаталась в стену.

— Не бойся, Даша, всё нормально, — попыталась успокоить ее подруга. — Что случилось? Расскажи мне.

Синицына повернула к ней бледное лицо в мелких ссадинах. Потрескавшиеся губы скорбно дрогнули. Из впалой груди вырвался порывистый вздох:

— Я не знаю! Мы с Соней гадали. А потом всё пошло не так. Соня меня пугала. Только, знаешь, я думаю, это уже не Соня была.

— А кто?

Даша словно не слышала, продолжала говорить:

— Соня бы так не могла. Так зло и больно.

— Даша, скажи, что случилось. Я постараюсь помочь.

Синицына скорбно изогнула губы:

— Поздно, — она приблизила к Лере бледное лицо, при этом ее глаза распахнулись от ужаса. — Мне кажется, что я умерла.

— Глупости, — отмахнулась Лерка. — А как бы мы с тобой тогда разговаривали?

Бросила и ужаснулась собственной лжи. Подруги не успели узнать о ее открывшемся даре. Или проклятии. Но Лерка верила, что она может, она должна помочь… Утешить. Согреть. Успокоить.

Дашка округлила глаза, тревожно прошептала:

— Коридор. Не входи в него, — она сделала движение руками, словно рисуя в воздухе стены. — Там ОН. ОН ищет тебя.

Она подслеповато смотрела куда-то вдаль, мимо Лерки. От тёмного, невидящего взгляда побежали мурашки по спине, Лерка повела плечом, стряхивая наваждение, убеждая, что подруга не причинит вреда.

Во взгляде Дахи мелькнула обида:

— А ведь и вчера он пришел за тобой.

— Он? Кто он? — заикаясь от страха спросила Лерка, боясь, что услышит ответ. Заходясь в панике, что не услышит его.

Но Дашка выставила вперед руки, прошептала:

— На моём месте должна была оказаться ты! — она сделала неожиданный рывок к Лерке, глаза сверкнули неистовой яростью. А в следующее мгновение ее тело натолкнулась на невидимую им обоим преграду и грохнулось к ногам Ушаковой.

Дашка, сгорбившись и обхватив голову, распростёрлась на кафельном полу, продолжая стонать:

— На моём месте должна была быть ТЫ. ТЫ!!!

Лерка сделала осторожный шаг назад:

— Я постараюсь тебе помочь. Я не знаю как, но я что-нибудь придумаю.

Синицына не реагировала, продолжая стонать и всхлипывать.

— Ушакова, вот ты где! А я тебя весь день ищу, — неожиданно раздалось за спиной. Девушка резко обернулась: Тамара Ивановна. Ее заботливые руки привлекли к себе, воздух сразу стал теплее. — Это безумие какое-то. Я уже обратилась к их начальству, и в прокуратуру. Устроили облаву какую-то, всё им сенсацию подавай, — ворчала она, увлекая Леру в сторону учительской.

Девушка оглянулась: в закутке между кабинетами физики и химии было привычно темно. И пусто.

Тамара Ивановна продолжала:

— Хорошо, что вы переехали, никто не знает твоего нового адреса, — бормотала она, — парочку дней в школу можешь не ходить, я с твоей мамой переговорю. Съездить тебе есть куда? Отвлечься? — Лерка отрицательно мотнула головой.

— Ну, дома тогда. Дома, говорят, и стены помогают.

Тамара Ивановна отперла учительскую, впустила ученицу внутрь.

— Я твой портфель собрала, сюда отнесла, — она указала на пристроившийся в кресле темно-бордовый кожаный рюкзак с серебристой звездой на наружном кармане. — Чаю хочешь?

Лерка потянула на себя лямку рюкзака:

— Нет, не хочу. Спасибо за сумку. Я бы домой пошла, но боюсь там опять на меня нападут папарацци.

— Не волнуйся. Всех уже разогнали. Иди смело.

Лерка выскользнула в коридор. Проходя мимо закутка, еще раз бросила туда взгляд, вздохнула, увидев там опять только пустоту.

Она спустилась по широкой лестнице в фойе, аккуратно перешагнула через мокрое: Глэдис только начала мыть полы.

— До свидания, Глэдис Маратовна, — попрощалась девушка со словоохотливой уборщицей, которой явно запретили открывать рот. Та небрежно кивнула в ответ.

Лерка вышла на крыльцо. Зимы в этом году не было. Снег выпал в конце декабря, растаял на вторые сутки. На старый Новый год была настоящая метель, посеребрила скованную асфальтом и гранитом Москву. Вот и сейчас мелкая взвесь словно ледяная пыль кружила над Леркиной головой. Плотнее закутавшись в снуд, девушка шагнула за школьную ограду.

— Валерия, подождите, пожалуйста, — настырная журналистка уже бежала к ней. Оператор торопился следом.

— Я не даю интервью, — буркнула Лерка, отворачиваясь и направляясь к метро.

— Я хочу задать всего несколько вопросов, — настаивала брюнетка. — Прошу вас. Ваши одноклассники наговорили столько, что ваша подруга, буквально, выглядит как маньячка для наших зрителей.

Ушакова остановилась. Почувствовав внезапную слабину, брюнетка воодушевилась:

— Ну, что ответите на пару вопросов?

— Хорошо, но только пару, — отрезала школьница и развернулась. Оператор тут же вскинул камеру на плечо.

— Как вы считаете, Дарья Синицына совершила то, в чём его подозревают?

— Вы имеете в виду: могла ли она убить подругу? — Лерка вспомнила несчастную фигурку там, в глубине третьего этажа. — Нет, Дашка никого не могла убить.

— Но мама потерпевший Афанасьевой утверждает…

— Мало ли что она утверждает? — вспылила Лерка. — Ее ведь там не было.

— Откуда вы знаете? — ошеломленно спросила журналистка. Лёрка смутилась: — То есть вы верите, что тётя Майя видела, как убивают ее дочь и никак не вмешалась? И позволила убийце дочери совершить самоубийство?

Она прищурилась, понимая, что вывернулась удачно. Брюнетка кивнула:

— А в каких отношениях погибшие было с одноклассниками?

— Нормальных.

— Это в каких, по-вашему, нормальных?

— Нормально — значит, особо ни с кем не конфликтовали.

— А с Павлом Истоминым?

Лерка поперхнулась от удивления:

— Да ни в каких!

— А ОН утверждает…

— Врет, — бросила Лерка чуть более резко, чем хотела.

— Он говорит, — не унималась корреспондент, — что у них даже…

— Врёт. Я не уверена, что он знает, как ее зовут. Звали, — поправила себя девушка, плотнее кутаясь в куртку. — Послушайте. Дашка хорошая девчонка. Умная, талантливая, увлеченная. Таких не очень любят — они как белые вороны. Не о шмотках, не о парнях с ними не по базаришь.

— В тихом омуте, говорят, черти водятся, — усомнилась брюнетка.

Лерка покачала головой:

— Нет, только не Даха.

В полутьме запутанных лабиринтов медленно, покачиваясь, плыла его тень: обвисшие щёки покрылись тёмной щетиной, серая рубашка из тонкого индийского хлопка расстёгнута до середины груди, оголяя широкую волосатую грудь, тёмные брюки измяты и будто бы коротки.

— Чёрт бы побрал этого придурка, — ругал он своего водителя, завезшего его в неизвестную глушь и, очевидно, бросившего.

Впервые в жизни совершенно ничего не помнил. Как он оказался в этом дурацком месте, почему он неопрятно одет, не обут, почему у него в руках зажата стопка скомканных бумаг, и где, чёрт возьми, мобильный. Единственное разумное объяснение, которое хоть как-то умещалось в тяжёлой после алкоголя голове, что его, сильно нетрезвого, по делу или ради забавы, привезли сюда.