Евгения Кретова - Альтераты: миссия для усопших

Лерка почувствовала холод и острое желание выйти на свежий воздух. Видимо, она побледнела: следователь предложил ей выпить воды, а Тамара Ивановна потребовала прекратить допрос.

— Это не допрос, это опрос свидетеля в рамках процедуры дознания, — сурово поправил Соловей, но Лерку отпустил. — Послезавтра жду вас в отделении. Протокол подпишите.

Девушка кивнула и торопливо вышла в коридор.

«Даха убила Соньку», — пульсировало в висках, обручем стягивая голову. Руки неистово дрожали, тело било судорагой, дыхание срывалось на нездоровый свист. Она бежала к выходу из здания, пока под рёбрами не закололо.

Тогда она стала медленно, обнимая холодные школьные стены, двигаться вперёд. Наскоро нацепив куртку, путаясь в рукавах, она вышла на улицу, чтобы ни с кем не встречаться, не разговаривать, не пояснять и не удовлетворять ничьего любопытства.

«Дашка убила Соньку».

«Их больше нет».

Перед глазами стояли четыре одиноких черных обелиска: семья Селиверстовых. Бледные, искривлённые болью губы Татьяны, навсегда покрытое серым пеплом лицо. Беззвучные крики. Они теперь там, с ними. Они такие же. Они также могут теперь только докричаться. Если смогут. Если найдут дорогу.

Уже дойдя до метро, она сообразила, что портфель оставила в классе. А в нём кошелёк с деньгами и мобильный. Пересчитав мелочь в кармане, она поняла, что придется возвращаться. Домой не попасть. Дойдя до пустынного в этот час парка Дружбы, она замедлила шаг. Здесь город будто отступал, скромно поджидая у калитки, пока ты не выйдешь из-за деревьев, чтобы обрушиться на тебя промозглым ветром, шумом тормозов и гудками торопливых авто.

Присев на припорошенную мокрым снегом скамейку, Лерка замерла. Прохожие за оградой парка спешили по своим ежедневным делам, прятали хмурые лица в воротники, равнодушно косились на беспризорную школьницу. Пятилетний мальчуган испуганно показывал на нее пальцем, тянул за полу длинного пальто мать. Женщина обернулась, посмотрела внимательно, что-то тихо пояснила сыну.

Лерка отвернулась, уткнула нос в плечо. По щеке покатилась холодная капля: оказывается, она плакала.

— Тебе плохо? — любопытный мальчуган дотронулся до сцепленных замком пальцев. У него были серые рукавицы, в колких иголках льдинок на ворсе. — Тебе помочь? У меня мама хорошая, она всех-всех любит. Хочешь, она и тебя полюбит.

Она покачала головой:

— Нет, не надо.

— Илья, — позвала мальчугана женщина в пальто, укладывая в пакет только что купленную выпечку. — Не приставай.

Мальчишка торопливо сжал Леркину руку и бросился к матери.

А Лерка осталась сидеть.

И сидела до тех пор, пока ноги не перестали чувствовать мороз.

Тогда она медленно встала. Чувствуя боль в ногах, озябших пальцах, двинулась в сторону школы.

Уже подходя к бело-серому зданию, поняла, что творится нечто невообразимое: двор школы заполнен детьми, подростками, взволнованными учителями. По периметру, вокруг забора, примостилась шесть или семь микроавтобусов с яркими лейблами местных и федеральных телеканалов, низенький УАЗик следственного комитета. Лерка поморщилась: сейчас по школе поползут сплетни, домыслы бесконечные обсуждения. Дашку Синицыну не очень любили. За педантизм, бескомпромиссность. Она никогда не давала списывать и сама не просила. Всё делала сама. Кроме нее и Соньки у неё не было друзей. Так что шипение в спину и пересуды — безусловная перспектива на ближайшие несколько недель.

Заступиться за подруг, прекратить сплетни и злословие кроме нее больше некому.

И она приготовилась заступаться.

— Вы — Валерия Ушакова? — неожиданно дорогу ей преградила немолодая брюнетка с каре, лиловый шарф плотно прилегал к шее, темное, чуть мешковатое, пальто, неловко сидело на незнакомке. Встретившись с ней взглядом, Лерка автоматически кивнула.

Брюнетка заметно обрадовалась, махнула кому-то за спиной девушки. В ту же секунду в ее руках появился чёрный микрофон с круглой эмблемой одного из федеральных телеканалов:

— Программа "Происшествия недели", — бойко выпалила она и сунула микрофон Лерке под нос. — Скажите, Валерия, насколько Вы удивлены случившимся? Замечали ли вы вспышки агрессии со стороны своей подруги Дарьи Синицыной, совершившей жестокое нападение на свою одноклассницу Софью Афанасьеву минувшей ночью?

Лерка сделала шаг в сторону. Настырная брюнетка последовала за ней, глаза ослепил луч камеры оператора, навязчиво ловившей крупный план.

— Отстаньте! — девушка оттолкнула руку с микрофоном.

Она успела заметить, что к ним уже мчатся несколько репортеров. Лерка бросилась к зданию школы, прячась за группками школьников.

— Бег зайца по пересеченной местности, — крикнул придурок Истомин и добавил: — Эй, у меня интервью возьмите! Я бойфренд Синицыной!

Эти слова возымели магическое действие: все журналисты, обступив счастливого Пашку, в один момент забыли о существовании Лерки.

Та, отрывисто дыша, захлопнула за собой тяжелые школьные двери. Заглянув через покрытое тонкой изморозью стекло, на группу вокруг Истомина, чертыхнулась. Боец за доброе имя подруг из неё получился слабенький. В страшном сне не представить, что там напридумывает этот самовлюбленный гад.

Шумно вздохнув, она направилась к кабинету алгебры. Дернула за ручку — кабинет заперт.

— Блин, где теперь мою сумку искать? — пробормотала, бессмысленно уставившись на табличку со словами "Кабинет алгебры".

Зазвенел звонок с урока, гулко разлетаясь по пустынным коридорам, скатываясь, словно резиновый мячик, по каменным ступеням, путаясь в лохматой зелени комнатных растений вестибюля.

Лерка почувствовала холод. Яркий зимний полдень подернулся сумеречной синевой. Из прилегающего к рекреации коридору до девушки отчётливо донеслось всхлипывание.

— Эй, кто здесь? — эхо удаляющихся шагов в ответ.

Она двинулась за ними, и, чем быстрее Лерка шла, тем быстрее они таяли за очередным поворотом. Она остановилась в центре просторного холла на третьем этаже:

— Я дальше не пойду! — крикнула в темноту, чувствуя, как воздух вокруг леденеет. Легкая струйка пара сорвалась с губ и повисла облаком над головой. Движение справа. Лерка резко обернулась: в плохоосвещённом закутке между кабинетами физики и химии заметила фигурку, скорчившуюся на полу. Худенькие плечи вздрагивали, ладони сжаты в кулак в попытке согреть продрогшее пальцы, судорожное, с подвыванием, дыхание.

— Эй, — тихо позвала Лерка и сделала неуверенный шаг навстречу.

Фигурка встрепенулась, подскочила. Выставила вперёд тонкие дрожащие руки:

— Не подходи.

— Даха?! — голос сорвался на шёпот, сомнений быть не могло: перед ней, действительно, стояла Синицына, в тонком свитере с тёмными бурыми пятнами на локтях. Дашка была без очков и от того подслеповато щурилась, оглядываясь на каждый шорох. — Дашка! Это же ты!