Евгения Кретова - Альтераты: миссия для усопших

"Это я в театр ходил."

"Я так и подумала… Это в каком году?"

Он улыбнулся:

"В прошлом. А ты: фотку свою сбросишь?"

Отправил и сразу представил, как она начнет мяться и кокетничать. И все очарование пропадет. Растает без следа образ умной и уверенной в себе девушки, с чувством юмора, читавшей в детстве Кира Булычева.

"А, сейчас!".

На душе потеплело. Еще пара мгновений, и он ее увидит. Хотя ему, в сущности, не нужно было ее фото: он уже нарисовал портрет. Светлая, открытая улыбка, ясные глаза без тени насмешки, ямочка на щеке…

Желтый конверт на экране мигнул и пропал.

Вцепившись в компьютерную мышь, с замиранием сердца он дал команду открыть вложенный файл.

А он не открывается: "не поддерживаемый формат". Взглянул на расширение: «ddpup». Никогда не встречал такого. Мгновение и все вокруг погрузилось в темный и кромешный мрак: весь район, на сколько хватало глаз, погрузился в темноту. Авария.

"Блин! — Ромка простонал. — Она может подумать, что мне не понравилось ее фото. Обидится".

Он метался по комнате, звонил пацанам, пока не сдохла батарейка сотового, но у них тоже был полный блэкаут.

Он вышел на балкон. Мелкий снежок окутывал спящую Москву. Тихо падал, покрывая тонким покрывалом улицы, дома и припаркованные авто. В некоторых окнах мелькали желтоватые всполыхи свечей. Сосед из второго подъезда выгуливал с фонариком своего пса, лохматую овчарку. Та неистово скакала перед ним, стряхивая с шумом и фырканьем снег со счастливой морды, открывая горячую пасть падающим с неба снежинкам.

Свет не дали и к полуночи. Ромка лег спать. Решил, что завтра, как только дадут свет, напишит ей, как было, без финтов и отговорок. И уснул.

Проснулся около шести утра от холода: его угораздило оставить балконную дверь приоткрытой, — и от того, что загорелся в комнате свет и мнитор включился на столе.

Парень подскочил к нему. Пока загружались мозги железного товарища, у которого сбились все программы из-за «неправильно завершенной работы Windows», он подошел к балкону и с силой захлопнул дверь. Но там, на земле, на припаркованных автомобилях, засыпанных пешеходных дорожек, детских и спортивных площадок, на свежевыпавшем, еще не затоптанном тысячами ног искрящемся снегу, на верхушках притихших и заснеженных сосен творилось нечто невообразимое. Нечто, что его заставило остановиться и приглядеться.

Словно загадочные круги на пшеничных полях на земле раскинулся портрет удивительной девушки: длинные волосы растрепал ветер, высокий лоб, чуть курносый нос, светлая, открытая улыбка, ясные глаза без тени насмешки, ямочка на щеке…

Сердце пропустило удар: он уже видел это лицо.

Загадочная девушка то ли из сна, то ли из паралельной реальности, вчера ворвавшаяся с его жизнь.

Лера.

Лерка проснулась от удушья: острое чувство тошноты, головокружение и череда ярких пятен перед глазами заставили ее подскочить в кровати.

Посмотрела на часы: шесть-тридцать утра. Через пятнадцать минут зазвонит будильник. Смысла снова ложиться, конечно, не было, и девушка лениво спустила ноги на пол.

Вчера состоялся очередной разговор с матерью на счет переезда — та наотрез отказывалась.

— Господи, Лера, — она уже начинала нервничать, — не выдумывай! Какие привидения? Призраки? Если хочешь знать мое мнение — ими вообще вся Москва полна. Здесь постоянно кто-то умирает. И, если верить статистике, в пятидесяти процентов случаев — при загадочных и невыясненных обстоятельствах.

И, будто подчеркивая, что разговор окончен, схватила большую кружку с недопитым еще чаем и ушла в «кабинет»: огороженный закуток в кухне, в котором они встроили компьютерный стол, удобные полочки. Леркина мама была дизайнером и не внести правки даже в идеально продуманный интерьер не смогла.

Лерка сверлила взглядом прямую спину. За эти несколько дней единственное, что ей удалось отстоять — это собственное возвращение в 167-ю школу.

— Это твое личное дело, — отрезала мать. — Хочешь тратить по три часа в день на дорогу, трать.

— Ну, ты же тратишь…

— Я за это получаю деньги, если ты помнишь.

Стоит ли говорить, что Светлана Павловна Ушакова последние два дня была сильно не в духе.

Лерка вздохнула, натянула халат поверх тонкой трикотажной пижамы, пошлепала в ванную. То ли из-за раннего подъёма, то ли по другой причине, голова начала болеть. Покосившись на занавеску с дельфинчиками, отдернула. Заглянула за нее, успокоившись, включила воду. Та весело зашипела, настраивая на новый день. В конце концов, сегодня опять увидится с девчонками. После школы, может, в кафешку забегут, если мать денег даст.

Когда она выбралась из ванной, мама уже встала. В кухне витал аромат свежесваренного кофе с корицей.

— Садись завтракать, — чуть холодно пробормотала Светлана. Лерка подскочила к ней, чмокнула в щеку, обняла:

— Доброе утро, мамочка! Как спала?

— Как богиня, — вздохнула та, но спрашивать в ответ о сновидениях дочери не стала — вероятно, побоялась продолжения вчерашнего разговора. Но дочерину макушку потрепала ласково. Подразнила привычно, беззлобно: — Рыжая-бесстыжая.

Лерка шмыгнула носом, уткнулась в тарелку с яичницей. В висках пульсировала кровь.

«Вот, зараза», — подумала раздраженно. — «Сегодня и алгебра, и химия. И башка будто деревянная с утра».

Пока в ванной шумел фен, Лерка проглотила обезболивающее, быстро собралась и выскочила на лестничную площадку:

— Мам, до вечера! — стараясь перекричать шум, она захлопнула за собой дверь и помчалась к зеркальному холлу с лифтами. Датчики услужливо зажигали перед ней свет, распахивали двери, а она то и дело тревожно вглядывалась в темнеющие синевой углы: то ли в них, действительно, мелькали чьи-то пугающие тени, то ли это был мираж.

Пятнадцать минут в автобусе, несколько остановок на метро до «Речного вокзала», и вот он, знакомый сквер. Забитая до отказа парковка перед школой, обреченные на изучение наук взгляды. Приступы удушья и головная боль не отпускали.

— Здорово, Ушакова, — сзади подкрался Истомин, местный красавчик, туповатый и мерзкий. Чего в нём Дашка только нашла — непонятно. Стукнул ее по портфелю, гоготнул: — Что, соскучилась? Лерка высматривала подруг. Телефоны и Соньки, и Дахи с утра по-прежнему «вне зоны доступа». Вздохнув, девушка решила, что подруги загуляли. «А я, как дура, приперлась», — пробурчала она, поднимаясь на второй этаж к кабинету алгебры.

Устроившись на свое привычное место, Лерка постаралась отвлечься от гомонящего класса: Фадеев неистово ухаживал за Митрохиной Лидкой, читал эпиграмму собственного сочинение, ржачную. Лидка краснела ушами, шептала умиленно, что тот дурак.