Евгения Кретова - Альтераты: миссия для усопших

Кажется, приходил кто-то родной.

Сквозь хор голосов слышался плач, обрывки фраз, надежд.

Мама? Бедная мама, она так страдает…

Знать бы ещё, из-за чего…

Ведь ей, Лерке, сейчас хорошо.

Почти всегда. Спокойно и тепло.

Лишь изредка тишину разрывал чей-то отчаянный крик. Тогда Лера вздрагивала, тело становилось тяжелым, и в него возвращалась боль вместе с острым запахом лекарств. Тогда она пыталась встать, но сознание услужливо увлекало в тень и безмолвие.

Без снов. Без мечтаний. Без тревог.

Только бескрайнее лабиринты теплых комнат в серых безликих тонах.

Как-то раз ей удалось присмотреться: сложный узор на бежевых стенах. Ненавязчивый рисунок, благородная, выдержанная роскошь. Так сказала бы мама. Кстати, хорошо бы запомнить рисунок: ей бы пригодилось в работе.

Лера шла по узкому тоннелю. Простые круглые плафоны под потолком, скучные и однообразные. Облупившая и осыпавшаяся местами кирпичная кладка.

Лера оказалась на полугруглом балконе. Вниз уводила узкая винтовая лестница с изящными пилястрами из прозрачного материала. В нем, словно в смоле, застыли тончайшие чёрные нити. Будто жилы. Будто почерневшие от времени вены.

Девушка посмотрела вниз.

Огромный зал. Через узкие витражные окна проникал яркий холодный свет. Фрески с изображениями хтонических чудовищ, поверженных и порабощенных, нежная мозаика, древняя каменная кладка, щербатые колонны. Бесконечные ряды жестких неудобных скамеек, будто выросшие сталагмиты. Тяжелая дверь.

Зал был заполнен до отказа — одетые в бледно-серое люди осторожно и будто нехотя переговаривались между собой. Лера с любопытством свесилась через перила, прислушиваясь.

Внизу на темном валуне восседал старец в длинном балахоне из плотной, будто живой, чёрной материи: Лерка с ужасом заметила как в ней то и дело возникают неизвестные образы, возникают и тают рисунки, тонкие нити переплетаются клубками, вздыхая и бугрясь.

Старец подал сигнал, и зал замер в ожидании.

— Введите подсудимую, — тихо проговорил он, словно осеняя листва прошелестела. Ткань покрылась изображениями ртутных водопадов.

Леркино сердце пропустило удар.

Щелчок, стук и дверь, на которую то и дело поглядывали все присутствующие, распахнулась, впуская внутрь закованную в кандалы женщину в сопровождении огромных, в два человеческих роста, существ с жуткими, изуродованными оспинами, вытянутыми лицами и горящими глазами: на их костлявых серых телах были прозрачно-голубые, будто ледяные, доспехи.

Лерка почувствовала, что этот сон ей нравится все меньше.

Тем более что вошедшая женщина была никто иная, как Татьяна Селиверстова.

Не гляди ни на кого из присутствующих, она прошла мимо длинных рядов скамеек и встала на отведенное ей место перед старцем: Лера отчетлива видела ее профиль, прямой бесстрашный взгляд и плотно сжатые губы.

— Назови своё имя, — приказал старец.

— Татьяна. Урождённая Свиридова. Дочь Галины и Ивана. В замужестве Селивёрстова. Умерщвлена раньше срока, за что помещена в Список морий, — ее голос не дрогнул ни на одном слоге.

Старец переменил положение, по чёрной материи поплыли призрачные облака.

— Известно ли тебе, что за место сие?

Татьяна кивнула.

— Известно ли тебе положение Судебника Сварги о каре за нарушение границы миров? Прошу говорить чётко.

Татьяна старалась держаться ровно, хотя было видно, как кандалы оттягивали плечи, мешали двигаться и даже, кажется, дышать: женщина то и дело безвольно опускала руки, чтобы отдышаться.

— Известно, сударь, — её голос едва заметно дрогнул.

— И, ты, Татьяна, подтверждаешь, что нарушила границу осознанно?

— Подтверждаю, — прошептала та.

Старец методично барабанил костяшкой пальца по подлокотнику. Эхо подхватывало стук, разбрасывая между колоннами. Он чуть наклонился вперед, стараясь разглядеть подсудимую получше.

— Зачем же ты открыла Врата?

— На основании Судной грамоты, сударь, — гордо отозвалась она. — Деяния Камрада были признаны преступными в отношении меня и моих детей. Присутствующий здесь Волот лично препроводил меня к Вратам.

Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы: окрик старца не перекрыл шум голосов, многие из присутствующих повскакивали с мест, кроме одного, сидевшего в первом ряду.

Стражники грозно рыкнули, заставив вернуться на свои места.

Старец уточнил:

— Татьяна, говоришь ли ты о судебном акте, дающем тебе право на душегубца?

— Именно. Судебная грамота предъявлена Хранителю Волоту, присутствующему здесь. Я не понимаю, за что меня содержат среди Нерожденных морий в кандалах и унижении, причиняя страдания.

Тот человек, что сидел в первом ряду, встал. Он оказался молод, широкоплеч. Со своего возвышения Лерка видела, как притихли и невольно вжали головы в плечи присутствующие:

— Сударь, — свет узкого стрельчатого окна падал на него так, что Лерка могла его разглядеть: высокий лоб выдавал недюженный ум, плотно сжатые губы — решительность, граничащую с жестокостью. — Подсудимая, действительно, имела Судную грамоту. И я показал ей возможность исполнения Решения. Но она воспользовалась непрочно установленной защитой в новом жилище и водой. Она, фактически, взломала Врата, оставив такую брешь, через которую к живущим проникнет любой блазень или сам Абас. Уже имеются жертвы их нападений. Предстоит зачистка. И если Врата не удастся закрыть, то придется уничтожить. Редкий дар попадёт в Ахерон.

Как почудилось Лере, последнюю фразу юноша произнес с плохо скрываемым удовольствием. И, наслаждаясь произведенным эффектом, продолжил:

— Кроме того, подсудимая, в нарушение существующего запрета, совершила самосуд над душой своего убийцы и утопила её в реке Забвения, — он выдержал драматическую паузу, во время которой по залу пробежал возмущенный гул. Помолчав немного, юноша продолжил: — Считаю, подсудимую надлежит исключить из Списка перевоплощений, а сознание Врат перепоручить мориям.

Старец выпрямился, тёмная ткань покрылась серыми нитями, словно изображая сомнение и скованность:

— Волот, ты предлагаешь поместить девочку к Нерожденным? Облечь разложению ее душу?

— Скотина, — выплюнула Татьяна в лицо тому, кого называли Волот, и бросилась на него, но тяжелые кандалы не дали сделать ей и шагу. Она рухнула на каменные плиты. — Ты же это сам подстроил!

Старец склонил голову, кивнул в сторону распростертой на полу Татьяны:

— О чем говорит эта женщина? — в его голосе слышалось удивление.

— Она бредит, сударь, — юноша сверкнул глазами, презрительно изогнув губы.

Татьяна похрипела:

— Сволочь. Девочка тебе не достанется. У нее и кроме меня защитников хватает.