Евгения Кретова - Альтераты: миссия для усопших

Лерка вздрогнула. До неё медленно стал доходить смысл слов, казавшихся абракадаброй всё это время. Пробитая защита, новое жилище, вода… девочка. Это же все про неё, про Лерку! Только — что это за Врата? Где они находятся? Единственное, на что могла подумать Лера — это разбитое подругами зеркало. Как могло оно быть Вратами — не ясно. Но другого варианта на ум не шло.

С материи растаял последний образ, оставив глухую тьму вместо себя.

Старец прошептал, и слова отчётливо раздались под каменными сводами:

— На счет девочки запланировано отдельное слушание. А что касается обвиняемой, — Лерка вся обратилась в слух, — учитывая факт явного превышение пределов возмездия, определенных Судебником Сварги, вероятно, господин Волот, придется удовлетворить ваше прошение и…

Он не договорил.

— Не-ет! — Лерка сама не поняла, как у неё это вырвалось это "нет". Но её услышали.

Татьяна, все ещё распростёртая на каменном полу, прикрыв рот рукой, смотрела на неё с удивлением и ужасом. Старец с любопытством вскинул голову, сотни белых лиц уставились на неё. Но она не могла отвести взгляд от того, кто звался Волотом. Он не был удивлён. Более того, его светло-голубые, почти прозрачные, глаза светились торжеством. Острая, как укол шпаги, догадка пронзила её: он видел её, он ЗНАЛ, что она здесь, на этом самом каменном балкончике. Он всё специально разыграл, спровоцировал.

Но… зачем?

Лерка заметила, как по его мимолетному приказу, от сгорбленной фигурки Татьяны отделилось два чудовища в ледяных доспехах, а в следующее мгновение их тяжелые шаги сотрясли основание лестницы.

По искривленным губам Татьяны, она прочитала: «Беги». Тяжело, словно с привязанными к каждой лодыжке гирями, сделала она первый шаг назад, вглубь коридора. Топот приближался, заставив выйти из паралича.

Она бросилась бежать.

Бежево-серые стены. Бесконечный коридор. Тонкий узор будто оживал, терновником цепляясь за ступни.

Топот ног за спиной. Крики и, кажется, приказы остановиться. Она мчалась вперед.

Кажется, коридор не был таким длинным. Кажется, она давно должна была оказаться дома.

И, она могла поклясться, в нём не было переходов и развилок и не было пугающих пустотой провалов.

«Гаша, двигай же!», и вымораживающий душу крик.

Это же Ромкин голос!

Пробегая мимо ближайшего коридора, на короткое мгновение она увидела оранжевое пятно, Гашину розовую куртку.

Сердце выпрыгивало из груди, страх путал мысли, легкие сдавило.

— Почему я не просыпаюсь?! — беззвучно кричала она.

Острая боль заставила мозг вспыхнуть. Лерка остановилась: указательный палец посинел и опух. Из крохотного разреза потекла кровь, стекая по пальцам и неряшливо капая на бледный больничный кафель. Не позволив очнуться и перевести дух боль укусила средний палец, за ним, ещё и ещё раз — безымянный. Руки онемели.

— Ну же, очнись! — едва донеслось до неё. — Сюда иди, ко мне, на голос!

И Лерка пошла. Потянулась за болью. Прямо вдоль окрашенных в розовый цвет стен, минуя пустынный пост дежурной сестры, в дальнюю палату. Там, прикованное тонкими прозрачными трубками к оборудованию, лежало её тело. А рядом с ним, исступленно разрезая ей пальцы, суетилась полная женщина в синем костюме медицинской сестры.

Свет за спиной моргнул, лампы одна за другой отключались с тихим щелчком. К Лерке подкрадывалась тьма, неся на своих плечах чудовище, состоящее из чего-то мелкого, блестящего и подвижного как ртуть. Пустые глазницы, искривленный в немом крике рот, кривой рог на нижней челюсти.

С шумом захлопнув перед ним дверь, она бросилась к своему телу, навстречу ослепляющей боли.

Это словно вынырнуть из глубокого озера.

Тишину сорвало, будто толстое байковое одеяло. Мозг одновременно атаковали монотонный писк аппаратуры, больничные запахи — смесь крови и спирта, — чувство страха, удушье.

Боль накрыла волной, придавила к медицинской койке.

— А-а, — хрипела Лерка, понимая, что не может говорить: из гортани торчали кислородные трубки.

Через щели плотно задёрнутых жалюзи бил свет, глаза заслезились.

Неизвестная женщина ворковала вокруг, вытирая окровавленные пальцы. Её тёмные, цвета маслин, глаза смотрели настороженно, почти сурово.

— Ну, ну, потерпи, — говорила с явным южным акцентом. — Сейчас пройдет всё. Доктор посмотрит, укольчик сделаем. Это же хорошо, что ты меня слышишь… Ты же меня слышишь? Кивни, — Лерка сделала неуверенное движение. Незнакомке понравилось — она улыбнулась.

За её спиной мелькнул белоснежный халат — к ней подбежал дежурный врач.

Замеры давления, удаление трубок, осмотр швов, отключение одних датчиков, подключение других — Лерку вертели как куклу, заставляя отвечать, моргать, кивать, морщиться от боли и терпеть.

— Какой сегодня день? — прохрипела она, наконец.

Врач — пожилой дядька с усиками и насмешливой улыбкой — удовлетворенно переспросил:

— Сегодня-то? Сегодня уже двадцатое января.

Девушка округлила глаза.

— Двадцатое?! Не может быть…

Доктор неторопливо списывал показания приборов, отрывал и подклеивал в карту розовую ленту ЭКГ, иногда прищуривался, но при этом выглядел убедительно-довольным.

— Отчего ж не может быть? Очень даже может быть. Молодой, крепкий организм. Ну, стуктулась маленько, с кем не бывает? Верно я говорю, Рагда Алиевна?

Медсестра деловито кивнула.

Лерка попробовала пошевелить пальцами:

— Я упала?

— А ты сама что помнишь? — он присел на стул рядом с высокой койкой, из-за чего от него осталась видна только худощавая грудь в белом кителе и голова с коротко стриженными волосами и острым взглядом.

Девушка задумалась. Гаша в розовой куртке с вышитыми малиновыми бабочками и пайетками, оранжевый пуховик Романа, исполинская рука, тянувшаяся из покрытой ледяной коркой лужи, удар и мокрый синий капот.

— Меня сбила машина?! — удивилась она.

Доктор многозначительно изогнул брови:

— Мне опредёленно нравится, какие ты делаешь успехи… Если так пойдёт и дальше — утром переведём в отделение. Сейчас сестра принесёт тебе попить, а там, глядишь, и поужинаешь, — он посмотрел на часы, — надо не забыть предупредить на кухне, чтоб оставили. А сейчас спать. Сон — это самое лучшее лекарство, укольчик тебе сейчас скажу поставить, чтобы боль не беспокоила.

Он встал. Привычно дотронулся до её плеча, похлопал по-отечески.

— Маме можно позвонить?

— Даже нужно. Скажи ей, что завтра, как в палату тебя спустим, сможет прийти к тебе. И нежирный куриный бульончик пусть привезёт. Без соли-перца-фанатизма. Тебе полезно будет. Сейчас тебе принесут твои вещи.

Все та же темноволосая медсестра принесла ей белый полиэтиленовый пакет-майку, с завязанными между собой длинными ручками. Бросив в ногах, достала из него только сотовый, протянула Лере.