Евгения Кретова - Альтераты: миссия для усопших

«Не оглядывайся», — приказала себе.

В сказках, которые ей читала мама в детстве, так всегда было — выбрав дорогу, не оглядывайся. Слышишь, зовут тебя в неурочный час — не отзывайся. Не смотри в глаза неведомому, доколе не нашел на него управу, а найдя — не отводи взгляд.

Зайдя внутрь, она почувствовала, как сомкнулась, сжалась преграда за ее спиной. Шаги отдавались гулким эхо.

Прогнившие полы жалобно скрипели под ногами. Пахло запустением, старостью и… травами.

Осознание этого аромата встревожило и обрадовало её: так пахла полынь в полдень: горько, терпко и отчаянно.

Длинный коридор с выходившими в него комнатами, напомнил тот, из Сонькиной квартиры. После обращения. Такая же череда унылых проемов. Только изредка, через провалы в крыше, сюда заглядывала синяя луна.

Вдалеке послышались шаги. Они приближались.

— Эй, кто здесь? — голос повис над головой, запутавшись в паутине. Сердце забилось отчаянно. Желудок скрутило, в животе стало холодно и пусто. Лерка с ужасом поняла, что хочет в туалет. От страха присела.

— Стой! Не подходи ближе, — крикнула в темноту. — Боюсь.

Шаги остановились: она слышала поскрипывание ветхих досок. Кто-то сделал шаг назад. Замер, словно ожидая от Лерки действий.

Девушка встала. Держась за пыльную стену, с оглядкой, чуть продвинулась вперед. Существо, судя по звуку, развернулось и направилось назад, в левое крыло, иногда останавливаясь и проверяя, следуют ли за ним.

Они миновали обрушившуюся лестницу на второй этаж: тяжелые плахи вывернуты и разбросаны неприглядной кучей, металлические, проржавевшие пилястры, повисли в воздухе, лишившись опоры, и покачивались на ветру. Через узкое оконце светил холодный свет. В нем, Лерка была уверена, мелькнула и пропала детская тень.

— Ты куда меня ведешь?

Шелест шагов ускорился, заставив Лерку поторопиться, и растаял у входа в угловую комнату.

За покосившейся дверцей отчетливо слышался звук передвигаемых костяных шашек.

Лерка толкнула дверь.

Потрепанная временем, но все еще довольно уютная комната: два узких окна за наивными тюлевыми занавесками, продавленная кровать у стены, тумбочка, тяжелый комод. В центре — стол под белой скатертью с выставленными на середине шашками. За столом, увлеченные игрой, напротив друг друга сидели мальчик лет десяти, взлохмаченный, в свободных штанах и темной куртке, и старик, чернявый, с едва побитой сединой окладистой бородой. В этой комнате, сильнее, чем в коридоре пахло нагретой на солнце полынью. К её сочному аромату добавился еще и запах горячей соли.

Лерка поправила на груди оставленный Рагдой амулет.

Старик сидел, скрестив под столом ноги калачиком, и уперевшись локтями в столешницу, насупленный и нелюдимый. Вздохнув, сделал ход и отодвинул клетчатое поле в сторону. Повернулся к стене. И от взгляда его у Лерки мурашки побежали по спине.

— Здравствуйте, — пискнула она.

Старик, прищурившись, кивнул.

Мальчишка, соскользнув с беленого табурета, метнулся к стене, схватил стул и придвинул его к столу.

Старик показал на него глазами:

— Садись, коли пришла.

Девушка, бросив взгляд на парнишку, прошла к центру комнаты и присела на край стула. Тот скрипнул под ней, но не развалился.

Старик выжидательно уставился на нее. Синие глаза, яркие, словно подсвеченные изнутри, смотрели сурово, но без неприязни. Скорее с любопытством.

Лерка помнила то чувство превосходства, которое возникло у нее, когда к ней обратилась за помощью Татьяна. Тогда она чувствовала в себе власть приказывать, и знала, что та будет отвечать. Сейчас все оказалось иначе. Словно нашкодившая школьница пришла она в этот дом. Украдкой поглядывая на окна, таясь.

Выходит, за помощью пришла.

Старик наблюдал за ней исподлобья, ни словечка не проронил. Пацанёнок маялся у стены, вздыхал нетерпеливо.

— Ну, сказывай. Чего молчишь? — предложил старик. — Али немая?

Лерка смутилась:

— Да, нет, почему…

— Ну, так и говори, с чем пожаловала, — посоветовал старик.

Девушка сунула руку в карман, извлекла сочник в потертой пищевой плёнке. Положила на стол.

— Совет нужен и помощь.

Старик многозначительно хмыкнул, покосился на угощение:

— Мно-ого хочешь.

— Мне одной не справиться. Волот убил моих подруг, запер друзей, за мной по пятам идет.

Старик внимательно за ней следил. Взгляд искрился от невысказанных мыслей. Иногда, пряча их от собеседницы, он опускал взгляд.

— Прям сам Волот, — иронично уточнил он.

— Прям сам, — автоматически повторила Лерка и смутилась: а, вправду, с чего она взяла, что это именно он. Рагда назвала имя. Там, в Судном зале, был молодой человек, юноша почти. Гнался за ней по сумеречным коридорам иномирья — ледяной монстр с чёрной дырой вместо рта. — Хотя… Я не знаю.

— Дядь, ну, что ты её пытаешь, — помощь неожиданно пришла от притихшего мальчугана, что не решался подойти ближе, от того и вертелся у комода.

Старик зыркнул на него, будто огнём плеснул. Парень втянул в плечи тощую шею и сел на кровать.

— Понимаете, — Лерка осознавала, что все равно придется объясниться. — Я видела молодого парня, и чудище, кожа которого, будто чешуя, тонкими стеклянными пластинками покрыта, и монстра, выглядывающего из лужи… Не знаю, одно и то же это существо.

Старик ссутулился, отвернулся к окну.

— Молодым он прикидывается только. Он, почитай, постарше Первородной матери будет. Сила, что в Волоте таится, многие века земли эти в лед сковывала. Да, видать, уходит его время, вот и лютует Волот, — он задумался, посидел, уставившись в белую скатерть, потом повернулся к Лерке. При каждом его движении полынный аромат усиливался. — И чего ж Хранителю Чертога потребовалось от несмышлёныша?

Лерка облизала потрескавшиеся губы, автоматически отметив звание, каким старик отметил врага.

— Я — альтерат.

— Чегось? — вытаращил глаза старик, лоб наморщил. — Что за диво дивное, чудо юдное?

Ощущение нашкодившей школьницы усилилось. Только дополнилось неловкостью за невыученный урок.

— От латинского «altera», значит, иная, — промямлила она, повторяя недавнее объяснение Рагды, о своей догадке с нотами она не рискнула говорить. — Я вижу мёртвых…

Старик уважительно хмыкнул, протянул:

— М-м, вот оно что. В мои времена таких ягами звали. Потому как ты шагаешь из мира явного в мир кощий, в навь, то есть. И видишь ты, дурёха, не мёртвых, а усопших, — он осуждающе покачал головой. — Мёртвые — вон, травы после пожарищ. Оттого на таких местах и не строили больше в старину. А те, кого видишь — усопшие. Уснули они, понимаешь? В этом мире уснули, а в том — живут себе спокойнёхонько. Вот такие бедовые головы, как твоя, прикрывают. Надо будет, придет их час — проснутся.