Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

Мы молчали и слушали, как стихает дождь. Скоро люди снова выйдут на улицы. Будут ездить такси. Мириам поедет к маме. Я бросил взгляд на часы. Всего через несколько часов мне надо встать, чтобы успеть на автобус, но это ничего, я все равно сегодня ночью спать не буду. Дождь совсем перестал. Шотландец умолк, но с площади доносились редкие голоса других людей. Мириам подвинулась. Я думал, она встает, но она все еще лежала. Было так тихо, что мы слышали, как капли с крыши падают на брусчатку под открытым окном. Звук напоминал глубокий, тяжелый вздох. Я решился.

— То, что я сейчас скажу, я говорю не для того, чтобы отпугнуть тебя от Питера. Просто, по-моему, тебе надо об этом знать.

— И что именно? — спросила она, словно это было ожидаемо.

— Я думаю, — произнес я и сглотнул, — что Питер кого-то убил.

— Ну да. Но он все равно может быть хорошим человеком.

— Может? — удивленно спросил я.

— Надеюсь. Я тоже кое-кого убила.

Люди разошлись по домам, птицы еще не проснулись, поэтому на улице было совсем тихо, когда Мириам завершила свой рассказ. По ее словам, она говорила правду, когда сказала, что не врет друзьям.

— Но тогда ты не был другом, Мартин. А сейчас — да.

То, что мужчине, за которого она вышла замуж, не удалось вступить в половой акт, оказалось неправдой. Наоборот, когда он пригрозил позвать помощь, она ему отдалась. «Изнасилована без насилия» — вот как она это назвала. Детали она вытеснила из памяти — помнила только запах водки от его дыхания. И когда они легли спать, он сразу же уснул. Она положила подушку на его лицо — это было правдой. Но она ее не убрала. Она сидела верхом на тощем парне, придавив его руки своими коленками, жала и жала, пока он не перестал сопротивляться, и снова жала.

— Пока его тело не обмякло и у меня не появилась уверенность, что я вдова, — сказала она.

В остальном ее рассказ был вполне правдив.

— Я была уверена, что на следующий день полиция задержит нас в аэропорту. Но семья Колыевых не обращается в полицию. Тем не менее, если бы мы сели на более поздний рейс, я уверена, они нас схватили бы.

Мириам с мамой жили у друзей в Стамбуле.

— Пока кто-то не постучал в дверь и не спросил про нас. Друзья мамы поняли, что это люди Колыева, и не осмелились больше нас прятать. Потом мы изъездили всю Европу. Дорого, но преимущество в том, что, пока мы в Шенгенской зоне, не надо предъявлять паспорт. Мы не летаем на самолетах и не пользуемся другими видами транспорта, где есть списки пассажиров. Но два раза они бывали в отелях, где мы жили, и мы только-только успевали уйти. Теперь мы живем в более дешевых гостиницах, где постояльцев не регистрируют в компьютерной базе. Но невозможно вообще не оставлять следов, поэтому это лишь вопрос времени, когда они нас найдут. Они остановят поиски, только если узнают, что искать больше некого. Что я мертва. Поэтому… — Она сглотнула. — Поэтому я попросила маму поехать на пляж Сурриола.

Я тоже сглотнул.

— Ты хотела утопиться.

Она медленно кивнула.

— Чтобы мама была свободна, — сипло выговорил я.

Мириам посмотрела на меня, и по ее выражению лица я сообразил, что все неправильно понял.

— Все должно было выглядеть так, будто я утонула, — сказала она. — Я прекрасно плаваю. В Москве вхожу в университетскую команду. План был такой: привлечь внимание, чтобы были свидетели тому, что у меня возникли сложности, а затем исчезнуть. Я должна была проплыть какое-то расстояние под водой — это я хорошо умею, — а потом к мысу на восточной стороне: там нет дорог и совсем пусто. Я спрятала сумку с одеждой и обувью за скалой, должна была сесть на автобус до Бильбао, где забронировала себе номер под вымышленным именем, и остаться там на неделю. Мама должна была заявить, что я пропала без вести, это напечатали бы в газетах.

— И Колыев прекратил бы охоту.

Она кивнула.

— Но ты так быстро приплыл. Я нырнула и подумала: у нас будет по крайней мере один свидетель, что я утонула. Но ты меня еще и нашел — там, в темноте.

— Из-за купальной шапочки.

— Вот я и не знала, что делать. План рухнул. Потом я подумала, что позволю себя спасти, а в другой день повторю фокус с исчезновением.

— Но вы от этого отказались?

Она кивнула.

— Потому что теперь, когда Питер собирается помочь, вам это не нужно.

Она снова кивнула.

— А про Колыева он ничего не знает, правильно?

— Я рассказывала ему о похищении невест.

— Но он не знает, что ты убила своего мужа.

— Не называй его моим мужем!

— Ладно. И значит, ты все это время знала, что тебя спас я, а не Питер.

Она грустно посмеялась:

— Ты меня не спас, Мартин, ты мне все испортил.

— Но для Питера ты сыграла роль спасенной девушки.

— Он строил из себя героя!

— Ну да, все врут. Но…

Я почувствовал ее руку на своем лице. Кончики ее пальцев на моих губах.

— Ш-ш-ш, — шикнула она. — Нельзя ли немного помолчать?

Я кивнул и закрыл глаза. Она права, нам нужен перерыв. Перерыв для дыхания, перерыв для мыслей. Как за такое короткое время столько всего произошло? Два дня назад мы с Питером, два приятеля, собирались на забег с быками в Памплону — в таком участвовали его отец и дядя, так что, хоть он сам никогда в этом не признается, это был такой условный обряд инициации. В то время как для меня он чистая романтика, возможность прожить «И восходит солнце» — роман, который, по мнению моего отца, надо читать и смаковать, когда ты молод, потому что Хемингуэй — писатель для молодого мужчины, его проза блекнет по мере того, как ты становишься старше. Но я не просто пробежал три минуты по улочкам Памплоны — у меня было ощущение, что я бегу все время, все переулки перекрыты заграждениями, а бычьи рога все ближе и ближе. Как говорил Питер, все, что может произойти, происходит все время и одновременно. Время и является, и не является иллюзией, потому что в бесконечности реальностей оно столь же нерелевантно, как и все остальное. У меня закружилась голова. Я упал. Упал в пропасть и никогда не был так счастлив. Я слышал, как она дышала в такт со мной, чувствовал, как ее тело поднимается и опускается вместе с моим. Как будто на мгновение мы стали единым целым, больше уже ее тело не отдавало тепло моему или наоборот — возникло одно тело. Не знаю, сколько прошло времени — пять минут, полчаса, — прежде чем я снова заговорил.

— Ты когда-нибудь думала о том, что хорошо бы иметь возможность отправиться в прошлое и что-нибудь изменить?

— Да, — ответила она. — Но не выйдет. Возможно, у нас есть ощущение свободной воли, но ты остаешься тем же самым человеком; имея в наличии ту же самую информацию и оказавшись в той же самой ситуации, ты повторишь самого себя. Это очевидно.

— А если бы ты могла отправиться в прошлое тем человеком, которым являешься сейчас?