Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

Я помотал головой:

— Боже мой, почему ты просто не нашел вселенную, где Мириам будет твоей без всего этого?

— Разумеется, такая тоже существует, но найти ее невозможно, поскольку в синхронизаторе среды содержатся лишь одинаковые вселенные. Поэтому мне пришлось быстро заходить в одну из них и оттуда начинать создавать, или испытывать на себе, новую — ту, в которой, я надеюсь, Мириам будет моей.

— Ты определенно придал поиску любви новое измерение, — сказал я, тут же пожалев о своей попытке пошутить.

Но Питер, казалось, не обратил на это внимания.

— Любовь превыше всего, — только и произнес он, следя за сигаретным дымом. — Существует бесконечное множество вселенных, где мы с тобой сидим и ведем эту беседу и точно так же вьется дым. И бесконечное множество вселенных, где мы ведем точно такую же беседу, но дым вьется чуть по-другому или изменилось всего одно слово. Но в моем синхронизаторе сред таким вселенным места нет. Итак, во всех, куда я могу проникнуть, Мириам становится твоей. И мне придется пройти их, чтобы создать новую — со счастливым концом.

— Потому что любовь превыше всего?

— Превыше всего это.

— Любовь — это лишь чувство, созданное эволюцией, чтобы человеческий вид сформировался и эффективно защищал свои гены и своих близких.

— Знаю. — Питер потушил сигарету о брусчатку. — И тем не менее она превыше всего.

— Настолько, что ты готов убить существующую в этой вселенной версию самого себя?

— Да.

— И меня, лучшего друга?

— В теории — да. Но на практике, очевидно, нет.

— Сначала ты пытался меня убить, а потом спас. Почему?

Он опустил взгляд на потушенную сигарету — он все водил ею по земле.

— Все как ты сказал. Ты мой лучший друг.

— Ты не смог меня убить.

— Скажем так. — Улыбнувшись, он встал. — Пойдем позавтракаем?

Мы пошли в бар «У Джейка». Я заказал омлет, Питер — ветчину и кофе.

Видимо, он выбросил темные очки и шапочку, когда мы побежали. Теперь, без них, я видел, что светлые волосы чуть потемнели и что у него мешки под глазами, и белки прежде были белыми, как сваренные вкрутую яйца, а теперь в них появилась сеточка кровеносных сосудов и нечто матово-желтое. А вот зубы все так же сияли белизной.

— Значит, если я правильно тебя понял, — заговорил я, — Мириам будет моей, а ты до конца жизни будешь несчастлив.

— Весьма вероятно, но помни: я в новой для меня вселенной, мне известно только, что она была такой же, как та вселенная, откуда я пришел, вплоть до того момента, как я здесь оказался. Теперь из-за моего перемещения она расщепилась.

— Поэтому вселенных бесконечное количество? Мы начали перемещаться между вселенными, и они тем самым расщепляются и…

— Мы не знаем. Но такое возможно. Все, что может произойти, произошло. Возможно, было всего одна-две вселенных, а потом люди нашли лазейку — так началось расширение.

— В таком случае все эти вселенные созданы человеком.

— В отличие от?..

— Созданных природой. Или законами физики.

— Человек создан природой, которая создана законами физики. Физика — во всем, Мартин.

Я почувствовал, как в кармане загудел телефон, но не взял трубку.

— Что теперь будешь делать? — спросил я.

— Начну собирать исследовательскую группу, которая откроет, как переместиться в другую вселенную. Исследования пойдут быстрее, ведь теперь мне известно многое из чужих научных областей.

— А потому ты отправишься в другую вселенную и попробуешь там добиться Мириам?

Он кивнул.

Принесли еду.

Питер схватил острый нож для мяса, но лишь смотрел на ветчину, не притрагиваясь к ней.

— Я очень надеюсь, что она будет твоей, Мартин. А еще мне нужно извиниться за то, что я чуть тебя не убил.

Свободной рукой он положил купюру на стол:

— Мне надо исчезнуть. Удачи, друг мой.

— Ты куда?

— Что делают после забега с быками?

— Спят.

— Вот я и посплю.

Он переложил нож в левую руку, встал, взял меня за правую.

— И еще кое-что: не буди меня. Не заходи в мою комнату — по крайней мере, до темноты. Ладно?

Он сжал мою руку, отпустил, протиснулся между посетителями и ушел.

— Эй!

Я хотел было побежать за ним, но у меня на дороге встал здоровый, пьяный, громогласный американец в панаме. И когда я наконец вышел на улицу, Питера уже не было видно.

Если сомневаешься, иди налево. Таков был девиз моего отца, и я ему последовал. Побежал, расталкивая людей и выкрикивая имя Питера. Я миновал площадь, где по вечерам прыгали со статуи, и остановился, лишь когда подошел к нише со скульптурой святого Фермина. Питера не было.

Я так запыхался, что пришлось опереться о стену. Хитрый засранец. «Извиниться» — вот что он сказал. Не сказал, что сожалеет, — только извинился за то, что чуть меня не убил.

Снова загудел телефон. Я взял его в руки, надеясь, что это Питер. Номер иностранный. Два сообщения.

Ты правда меня любишь?

И:

Правда-правда?

— Привет, мистер знаменитость!

Я поднял глаза от телефона и увидел двух моих подружек-испанок из деревни, идущих рука об руку. Блондинка подошла ко мне и расцеловала в обе щеки.

— Должно быть, ты очень испугался, — сказала она. — И как же тебе повезло!

— Прошу прощения?

— Когда тебя от быка спасли.

— О… вы там были?

— Нет-нет. Тебя по телевизору показывали. Ты знаменитость, Мартин!

Девушки посмеялись — должно быть, над моим удивленным лицом, — а затем повели меня в бар, откуда только что вышли. Там висевший на стене телевизор показывал самые яркие моменты сегодняшних забегов с быками, — видимо, запись шла на повторе.

— Я даже не знал, что это снимают.

— Официально забеги с быками запрещены, но полиция, ясное дело, в другую сторону смотрит. А национальное телевидение транслирует забеги. Добро пожаловать в Испанию!

Обе смеялись до слез и налили свою сангрию в бокалы бара — бармен, судя по всему, не возражал. Сам я пялился в экран: смотрел, как я бегу, а Питер, в темных очках и шапочке, — у меня за спиной. Вдруг я грохнулся лицом вперед, но под ударом оказалось столько людей, что невозможно было рассмотреть, из-за чего я упал. Камера переключилась на быка — я исчез из поля зрения. Пока бык не остановился. И тут я увидел. На заграждения за быком забрались двое мужчин. Один из них — Питер, по-прежнему в шапочке и темных очках. И он перепрыгнул на другую сторону и скрылся! Камера ухватила то, на что смотрел бык, — меня. И человека, прижавшегося к стене у того самого места, где я оказался. Теперь он сделал шаг вперед, схватил меня обеими руками за лодыжку и в тот момент, когда бык понесся на меня — рога опущены, как два металлодетектора, — протащил по земле, описав элегантный полукруг: примерно так же матадор взмахивает плащом резче, чем разогнавшийся бык успевает изменить курс.