Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

После встречи с Джо Греко сердце у меня все еще колотилось. Естественно, я знал, что убийство посреди улицы не в его стиле — такое он оставляет водителям из Café Morte. Но когда он сказал: «Привет, я…» — я был уверен, что пробил мой последний час и мне предстоит снова увидеть Беньямина и Марию. Не знаю, потому ли, что Джо Греко — фанат Джонни Кэша, но его визитная карточка — прощальная фраза, обращенная к жертвам, — по легенде, звучит так: «Привет, я Греко». Рассказывают, что он стал так говорить уже после того, как возникла легенда. Надо отметить, если он при убийстве присутствовал. Потому что он мог убивать и дистанционно — таким было в прошлом году эффектное покушение на семью Джуалли в замке Сфорца.

Я знал, что за мной никто не следит, но, естественно, задумался о том, почему он так появился и произнес при мне половину фразы. Потому что Греко прав: я в совпадения не верю. Угроза? Но с чего бы мне воспринимать угрозу всерьез, когда и он, и я знаем: он мог еще тогда выполнить свою работу — возможность представилась великолепная. Что он задумал? Может, он пускал мне пыль в глаза, делал вид, якобы что-то затевает; может, просто ревнивый экс-любовник хотел лишить сна любовника нового.

Мои мысли оборвали громкие голоса и крик впереди. На узкой улочке, задрав голову, собрались люди. Я тоже посмотрел вверх. На предпоследнем этаже с французского балкончика валил черный дым. За балконными прутьями я что-то увидел — бледное лицо. Мальчик. Восемь лет? Десять? Отсюда трудно разглядеть.

— Прыгай! — крикнул кто-то из зрителей.

— Почему никто не побежал за мальчиком наверх? — спросил я кричавшего.

— Дверь заперта.

Набежали прохожие, толпа увеличилась вдвое, втрое, и я понял, что, должно быть, подошел сразу после того, как люди заметили пожар. Мальчик открыл рот, но не издал ни звука.

Мне стоило все понять еще тогда — и я, наверное, понял. Вряд ли что-то изменилось бы, подступали слезы. Я подбежал к двери и забарабанил в нее. Открылось окошко, и я уставился в бородатое лицо.

— Пожар на шестом этаже, — сказал я.

— Мы ждем пожарных, — ответил мужчина таким тоном, будто заучил эту фразу.

— Будет поздно, надо спасти мальчика. Горит внутри. Впустите меня.

Говорил я тихо, хотя больше всего мне хотелось закричать.

Дверь приоткрылась. Мужчина был крупным, широкогрудым, его голову как будто вбили между плечами кувалдой, а одет он был в обычную водительскую форму, безликий черный костюм. Поэтому я протиснулся мимо него внутрь — он дал мне это сделать.

Я ощущал, как легкие обжигает отравленный миланский воздух, в то время как я преодолевал ступеньки и считал этажи. Остановившись на шестом, из двух дверей я выбрал левую и схватился за ее ручку. Заперто, и я услышал, как внутри бешено залаяла псина. Я сделал вывод, что балкон был с правой части фасада, и взялся за ручку второй двери.

К моему удивлению, дверь открылась и повалил дым. За черной завесой я разглядел огонь. Прижав к лицу полу шерстяного пальто, я вошел. Я мало что видел, но квартира казалась маленькой. Двигался я туда, где должен быть балкон, но наткнулся на диван. Я крикнул — никто не отозвался. Покашлял и двинулся дальше. Из открытого холодильника вырывалось пламя, а на полу валялись какие-то искореженные горелые остатки. Ночник?

Как уже было сказано, в совпадения я не верю, а эту срежиссированную репризу сыграли специально для меня. Тем не менее мне пришлось сделать то, чего, как я понимал, от меня ждали, — других вариантов я не видел.

Внезапный порыв ветра на время отогнал дым от балконной двери, и я увидел мальчика. На нем был грязный блейзер с эмблемой, дырявая грязная футболка и такие же брюки. Он таращился на меня широко раскрытыми глазами. Светловолосый, точь-в-точь как Беньямин, но более хилый. Быстро сделав два шага вперед, я обхватил мальчика руками, поднял и почувствовал, как меня за загривок хватают маленькие теплые пальцы. Кашляя дымом, я бросился в направлении двери. Нашел ее, двигаясь ощупью вдоль стены, попытался нащупать ручку. Не нашел. Я пнул дверь, навалился на нее плечом, но она не поддалась. Где гребаная ручка?

Ответ я получил, когда со стороны холодильника послышалось сильное шипение, как будто прохудился шланг. Вырвавшийся газ, воспламенившись, озарил всю квартиру.

Ручки на двери не было. Ни поворотной задвижки — ничего. Режиссер: Джо Греко.

Не отпуская мальчика, я побежал обратно к открытой балконной двери. Перегнулся через невысокие кованые балконные перила.

— Дыши, — сказал я мальчику, по-прежнему не сводившему с меня округленных карих глаз.

Он сделал, как я велел, но я все равно знал, что не важно, насколько далеко от балкона я его держу, — скоро мы оба погибнем от отравления угарным газом.

Я бросил взгляд на собравшихся на улице — они смотрели вверх, разинув рот. Кто-то кричал, но я ничего не слышал из-за ревевшего за спиной пламени. И сирен пожарных машин я тоже не слышал. Потому что сюда не ехало ни одной пожарной машины.

У мужчины, открывшего мне дверь, был не только такой же костюм, как и у всех сидящих в Café Morte, но и холодный, отстраненный взгляд, столь же мертвый, как его жертвы. Я посмотрел вправо. Там обычный балкон, но он слишком далеко — перебраться туда было невозможно. Слева балкона не было, зато до ближайшего окна соседней квартиры шел узкий карниз.

Нельзя было терять время. Я чуть отодвинул от себя мальчика и заглянул в его карие глаза.

— Мы пойдем туда — будешь сидеть у меня на спине и крепко держаться. Ясно?

Мальчик не ответил — лишь кивнул.

Я переместил его на спину. Он обхватил меня за шею руками и прижал ноги к моему животу. Шагнув через парапет и крепко держась за перила, я поставил ногу на карниз. Он оказался настолько узким, что уместилась лишь небольшая часть подошвы, но, к счастью, толстые зимние ботинки у меня такие жесткие, что опоры хватало. Я отпустил перила одной рукой и уперся ею в стену.

Нам кричали снизу, но я не обращал внимания ни на людей, ни на высоту. Не то чтобы я не боюсь высоты — боюсь. Мы погибнем, если упадем, — это очевидно. Но поскольку мозг понимал, что альтернатива балансированию на карнизе — сгореть, он не колебался. А поскольку удержание равновесия требует скорее концентрации, чем мобилизации последних сил, мозг временно отключил отдел, отвечающий за страх, — в данной ситуации он не сделает ничего полезного. С моей точки зрения — и как психолога, и как киллера, — мы, люди, устроены на удивление рационально.

Я чрезвычайно аккуратно отпустил перила. Стоял, прижавшись лицом и грудью к шершавой штукатурке, и чувствовал, что держу равновесие. Мальчишка как будто бы понял, что надо тихо висеть на моей спине.

Снизу, с улицы, больше не доносилось криков; теперь слышно было только пламя, перекинувшееся на балкон. Медленно шаркая, я стал аккуратно продвигаться вправо по узкому, но, надеюсь, прочному карнизу. Увы. К собственному ужасу, я увидел, что он распадается на желеобразные куски там, где я стою. Давление от ботинок словно вызвало в карнизе химическую реакцию — как я теперь видел, по оттенку он слегка отличался от фасада. Поскольку я не мог стоять на месте дольше нескольких секунд — карниз рассыпался, — приходилось двигаться дальше. Мы уже отошли от французского балкона настолько далеко, что возвращение стало невозможным.