Эшли Одрейн - Ты знала

Она ухаживает за ним, словно за любимой куклой, гладит по головке, наблюдает, как я кормлю его. Подсаживается к нам поближе, наслаждаясь теплом наших тел. Мне не хочется прогнать ее и остаться с ним наедине. Она рассказывает о нем незнакомым людям. Иногда она просит меня сходить с ней в парк вдвоем, потому что скучает по мне. Мы идем, держась за руки, покупаем ванильное мороженое, а когда возвращаемся, он ждет нас под твоим чутким присмотром. Я не притворяюсь, что он мой единственный ребенок.

Она сидит на моей кровати; пока я переодеваюсь, мы болтаем. Я – ласковая мать, она – любознательная дочь. Ей нравится находиться рядом со мной. В ее взгляде я вижу нежность. Я ей доверяю. Наша дочь превращается в прекрасную, добрую девушку, я ею горжусь, ведь она – моя плоть и кровь. У нас есть сын, а у нее брат. Мы одинаково любим обоих наших детей. По воскресеньям мы все вместе готовим ужин, по пятницам спорим, какое шоу смотреть, а на весенних каникулах ездим на горнолыжный курорт.

Я не размышляю целыми днями, какой могла быть наша семья.

Я не гадаю, что было бы, если бы погибла она, а не он.

Мы не чудовища – ни я, ни она.

Ты пошел в магазин при отеле купить крем от солнца. Каждый раз, выезжая в отпуск на море, мы моментально обгорали, но все равно старались вести себя как нормальные семьи. Твоя мама высказала мнение, что смена обстановки пойдет нам на пользу, поэтому ты взял билеты. Вайолет обожала копаться в песке, хотя ей было уже девять лет. Я лежала под полосатым зонтиком и читала книгу, то и дело поглядывая на нее из-под широкополой шляпы. Она выкопала целый лабиринт каналов и пустила туда воду. По берегу бродил худенький малыш лет трех, застенчиво ковыряя песок ножкой.

Вайолет подошла к нему, присела на корточки. Ветер уносил их голоса. Кажется, мальчик засмеялся. Она скорчила рожицу, плюхнулась на песок, и он звонко расхохотался, подставив лицо солнцу. Малыш пошел за ней; Вайолет дала ему ведро, чтобы он помог ей набрать воды в канал.

Подошла его мать. Я заметила эту женщину утром у бассейна и восхитилась ее элегантным видом.

– Какая у вас славная дочка. Она, должно быть, нянчится с вашими младшими.

Я объяснила, что Вайолет выглядит старше своих лет, и предложила женщине присесть на пустой лежак. Мы наблюдали за детьми и обменивались стандартными любезностями. Мальчик помахал матери, показывая ведро.

– Вижу, вижу! Отлично, Джеки! – Они здесь уже четыре дня. Двое ее старших детей катаются на лодке с отцом, а у них с Джеком морская болезнь.

Вайолет начала закапывать малыша в песок. Сперва по колено, потом по пояс. Мальчик изо всех сил старался лежать спокойно.

– Не возражаете, если я сделаю рабочий звонок? – спросила его мама, доставая телефон.

На пляже дул сильный ветер, поэтому она отошла на дощатую дорожку позади лежаков. Вокруг ее длинных ног раздувалась белая накидка.

Мальчик был закопан уже по шею, из песка торчала только круглая голова, похожая на вишню. Вайолет подбежала к морю, наполнила самое большое ведро и медленно побрела обратно. Ее руки дрожали от напряжения. Как ей удается тащить такую тяжесть? Я села на лежаке. Она высоко подняла ведро, проверяя, смотрю ли я. Мое сердце замерло. Джек доверчиво закрыл глаза. Я с трудом встала. Она подсунула руку под дно ведра; немного воды выплеснулось на песок. Там литра четыре, не меньше. Он захлебнется. Вайолет молча смотрела на малыша, готовясь вылить воду. У меня подкосились ноги. Из горла вырвался бессвязный хрип. Я ударила себя в грудь, пытаясь обрести голос, и наконец едва слышно закричала, обдирая связки:

– Сэм!

– Что случилось? – Ты положил руку мне на плечо.

Я в испуге отшатнулась. Вайолет опустила ведро. Мальчик повернул голову; песочная корка треснула, словно лед.

– Ты все испортил!

– Прости, я больше не буду, – прохныкал он.

Вайолет помогла ему выбраться, стряхнула песок со спины и тонких светлых волос.

– Можем попробовать еще раз. Ты как, в порядке? – Она обняла малыша за тощие плечики. Тот кивнул. Вайолет бросила на меня быстрый взгляд, словно проверяя, смотрю ли я.

– Ничего, – наконец сказала я тебе и поправила низ от купальника. Сердце бешено колотилось. Вайолет пыталась развлечь мальчика. Возможно, я просто перенервничала. Мне вспомнились розовые варежки на ручках коляски.

Ты невозмутимо вручил мне пластиковый пакет. Кажется, ты не услышал его имя, по крайней мере сделал вид, что не услышал.

Мы провели на пляже еще два часа. Я дочитала книгу. Ты запустил с детьми воздушного змея. Вечером мы поужинали с семьей Джека, его элегантной матерью и ее тремя выгоревшими на солнце сыновьями.

Вайолет раздала детям зефир на палочке и показала, как его обжарить. Ты посмотрел на меня и улыбнулся, допивая вино. Я разломала шоколадную плитку на дольки, отдала детям, потом села к тебе на колени, как часто делала еще до рождения детей, и засунула ладони тебе под рубашку, чтобы согреться. Ты поцеловал меня в губы. Мама Джека смотрела на нас с другой стороны костра. Все могло быть гораздо легче, если бы я не сопротивлялась.

Сделать долгую раздраженную паузу, прежде чем ответить на пустяковый вопрос. Закрыть дверь в ванную, хотя раньше мы не запирались друг от друга. Купить один кофе навынос вместо двух. Не интересоваться, какое блюдо другой собирается заказать в ресторане. Отвернуться к окну, когда понимаешь, что твоя вторая половинка вот-вот проснется. Всегда идти чуть впереди.

Такие мелкие промахи очень заметны. Они уничтожают наше прошлое. Этот раунд отношений длится медленно, и поначалу изменений не чувствуешь; если звучит правильная музыка, или солнце светит под верным углом, то кажется, будто все по-прежнему.

Утром твоего тридцать девятого дня рождения я спустилась в кухню и приготовила себе завтрак. Вчера вечером ты предложил (и повторил два раза) позавтракать в соседнем ресторанчике.

Однако мне хотелось, чтобы ты проснулся и почувствовал запах подогретых бейглов (ты терпеть их не мог). Чтобы ты понял – я не хочу идти с тобой в ресторанчик. Чтобы ты подумал: Наверное, она меня разлюбила , перевернулся на другой бок и снова заснул с мыслью, что твоя жена больше не хочет порадовать тебя в праздничное утро.

Через двадцать минут ты спустился на кухню. На тебе был свитер, который я на дух не переносила: шерсть свалялась и потеряла всякий вид. Часы показывали девять утра. Ты собрался за газетой. Мы тогда выписывали «Таймс». Я бросила газету на стол. Хочу «Джорнал», заявил ты. Мне казалось, ты не читаешь «Джорнал». Ты вернулся через полтора часа, не вымолвил ни слова и ничего не ел, пока мы не разогрели на обед вчерашние спагетти. Видимо, ты завтракал без меня. Мы не обсудили, почему так получилось. Я не сожалела о своем поступке.