Джули Кларк - Последний рейс

Обратно я возвращаюсь через кампус. То и дело меня обгоняют студенты, спешащие на занятия. Я пытаюсь представить среди них Еву: как она выходит из общежития и торопится в класс или стоит задумчиво на мостике через маленький ручей, бегущий к океану. Я останавливаюсь ненадолго, прислонившись к перилам. Ветер качает кроны огромных деревьев, и их шелест баюкает меня. Будь моя воля, осталась бы здесь навсегда.

Однако пора возвращаться. На обратном пути заглядываю в окно своего кафе – разговорчивая бариста дорабатывает утреннюю смену. Соседние заведения – букинистический магазин и парикмахерская – еще не открылись.

С непривычки у меня сбивается дыхание – дорога петляет вверх по холму мимо многоквартирных домов, частных коттеджей и дуплексов, вроде Евиного. Там течет обычная, размеренная жизнь. Мать кормит малыша, сидящего на детском стуле. Растрепанный, полусонный студент смотрит в окно.

Когда я поворачиваю на Евину улицу, то чуть не налетаю на идущего навстречу прохожего. Он подхватывает меня под руку, чтобы удержать от падения.

– Извините. Вы в порядке? – спрашивает он.

У него темные с проседью волосы, хотя лет ему по виду не больше, чем мне. Глаз не видно за солнечными очками. Длинное пальто с цветной подкладкой. Темные брюки, темные ботинки.

– Все в порядке, – уверяю я.

Интересно, из какого он дома? Уж не Евин ли сосед?

– Чудесное утро для прогулки после утреннего кофе, – говорит он.

Я отвечаю дежурной улыбкой и двигаюсь дальше, спиной ощущая его взгляд. К счастью, улицы здесь извилистые, и он не видит, в какой дом я захожу.

Заперев дверь, я застываю от ужаса. Как он узнал о кофе и прогулке?

Я спешу на второй этаж к ноутбуку, чтобы проверить почту Рори. Пока меня не было, он переслал Даниэлле запрос на образец моей ДНК и на мою зубную карту от Национального совета по безопасности на транспорте, снабдив его всего одним коротким приказом: «Разберись».

Я отворачиваюсь к окну, на улице уже совсем рассвело. Такое хорошее, солнечное утро. Было .

Если они занимаются опознанием тел погибших, то рано или поздно выяснят, что вместо меня на борту оказался другой человек, не значащийся в списках.

Открываю «Гугл-документы» и обнаруживаю обрывки разговора Рори и Брюса. Спешно прокручиваю наверх, в самое начало, и с удивлением понимаю, что обсуждают они вовсе не опознание, а какое-то письмо, полученное вчера ночью от некоего Чарли.

Читая, я будто снова слышу резкий тон мужа и его отрывистые приказы.

Рори Кук: Мы же заплатили наличными. Напомни Чарли, что не стоит нарушать договоренности.

Чарли ? О ком они? Единственный человек с таким именем, которого я знаю, – Чарли Фланаган, бывший главный бухгалтер фонда, вышедший на пенсию два года назад. Читаю дальше: Рори все сильнее злится, Брюс его успокаивает, все как всегда. Однако последний комментарий Рори вводит меня в ступор: за его обычной агрессивной манерой неожиданно проглядывает отчаяние.

Рори Кук: Нельзя, чтобы это сейчас всплыло. Любыми средствами, любыми деньгами реши проблему.

Заинтригованная, я возвращаюсь в почту и просматриваю входящие. Поиск выдает кучу результатов, но все они не подходят: сообщения либо слишком старые, либо адресованы сразу нескольким представителям фонда. Вставляю флешку и ищу там. Единственное, что находится, – стандартный договор о неразглашении, который подписывают все сотрудники. Сортирую папку с тысячами документов, скопированных с компьютера Рори, по алфавиту, отбираю файлы на буквы «ч» и «ф» и внимательно их просматриваю. Может, Чарли в курсе финансовых махинаций Рори и собирается предать их гласности? Тогда понятно, почему муж нервничает: его образ бескорыстного филантропа будет разрушен, а дорога в сенат навсегда закрыта. Все-таки не зря я скопировала его жесткий диск. У Рори точно есть темные тайны. Наверняка. Как и в любом лесу есть дикие звери, пусть их не видно.

Увы, пока я блуждаю вслепую и нахожу лишь памятки о новых налоговых законах, ежеквартальные отчеты и прочую ерунду. Кое-где всплывает мое имя, но в основном это заметки, вроде «Отправить Клэр на открытие арт-галереи». Я открываю файлы один за другим – и все впустую; ощущение такое, что роюсь в мусорном баке.

Через час я сдаюсь. Какими бы тайнами ни шантажировал мужа этот неизвестный Чарли, мне их так легко раскопать не получится. Придется затаиться и ждать, пока Рори сам не проговорится.

Беркли, Калифорния

Сентябрь

За пять месяцев до крушения

– Обувайся, – заявила Лиз, появившись на пороге Евиного дома субботним утром в конце сентября. – Мы идем на бейсбол.

«Ева с соседкой посетили бейсбольный матч», – привычно пронеслось в голове у Евы. Она сделала вид, что не расслышала, и переспросила:

– Куда?

– На бейсбол. И не просто, а на домашний матч «Джайентс».

– Вообще-то мы живем в восточной части залива. Местная команда – «Окленд Атлетикс». Логичнее было бы пойти на них.

Лиз пожала плечами.

– Возможно, но у декана моего факультета абонемент, и она пригласила меня вместе с другими коллегами на игру. Она не против, если я приду с подругой.

Вот уже три недели Ева наслаждалась нежданным отпуском. Взяла несколько дополнительных смен в ресторане, часто проводила свободное время с Лиз и вообще не вспоминала о своей «основной» работе – так бухгалтер, отправившийся на острова, начисто забывает о таблицах и квартальных отчетах спустя пару дней, проведенных на теплом пляже под сенью пальм.

Единственное, что нарушало эту идиллию, – незримое присутствие агента Кастро. Ева не раз ловила себя на мысли, что она как будто играет чужую роль перед единственным зрителем: ходит неспешней, смеется громче. И соглашается на все предложения Лиз, будь то экскурсия в ботанический сад, обед в пиццерии, поход в кино или прогулка по магазинам. Любая возможность годилась, чтобы продемонстрировать свою «нормальность».

Ева удивлялась, насколько ей легко и интересно с Лиз. Они болтали обо всем: о философии, политике, истории. Даже о химии. И о прошлом. Ева призналась, что выросла в приюте – особо, конечно, не откровенничала, но и врать старалась по минимуму, чтобы потом не запутаться. Правда, в рассказе о вылете из колледжа без лжи не обошлось: не признаваться же, что попалась на изготовлении наркотиков. Сказала, что кончились деньги. Зато смогла свободно вспоминать о тех временах и болтать с Лиз о прелестях студенческой жизни, чудаках-сокурсниках, соперничестве со Стэнфордом и традициях, понятных лишь тому, кто сам варился в этом котле.

– А у вас есть семья? – спросила как-то Ева.

– Только дочь, Элли, – вздохнула Лиз, глядя в мерцающее пламя свечи. – Я вырастила ее одна. Отец ушел от нас, когда ей исполнилось семь. Непростое было время, но теперь, оглядываясь назад, я уверена, что все оказалось к лучшему.