Рэйчел Хаузэлл Холл - Женщина в бегах

Грей хотела уронить голову, которая стала тяжелой от воспоминаний о синяках по всему телу. Она вспомнила тот позор, когда медсестры заморозили ее раны и снова сшили окровавленные, рваные части кожи на спине. В такие моменты она никогда не испытывала гордости. Или неповиновения. Никогда. Даже сейчас, когда прошли уже годы.

Чем тут гордиться? Тем, что она выжила? Тараканы могут пережить ядерную войну, но они вряд ли заслуживают оваций.

Рак. Цунами. Крушение самолета. Этого дерьма никто не ожидал, но те люди выжили. Она знала, что Шон — злобный засранец с распущенными руками и камнем вместо сердца. Опасность, опасность, опасность. Она всегда исходила от него, и когда-то давным-давно это возбуждало ее. И это делало ее глупой, она была чертовски глупой. И чтобы не думать о своей глупости, о его жестокости и фетише к насилию, она выпивала. И это происходило постоянно. Она не всегда напивалась в сопли. Далеко не всегда. Но прикладывалась к бутылке постоянно. Все время.

Она не чувствовала подобных искр в отношениях с Ианом О’Доннеллом, хотя не то чтобы она была любителем абьюзивных отношений. И тем не менее… ни единой искры?

— Она просила вас что-нибудь сделать? — спросила Грей у пастора Данлопа. Например, помочь ей найти что-то, что поможет избавиться от Иана О’Доннелла?

— Я спросил ее, рассказала ли она властям? Она сказала, что они никогда не поверят ей на слово, что они встанут на сторону доктора. Она также не хотела запретительного судебного приказа — мы все знаем, что такой документ и полиция лишь могут усугубить проблему.

— И?

— И я молился с ней, просил Господа защитить ее. Я хотел помочь больше, но она перестала приходить в церковь в конце мая, а Ти перестала приходить около двух недель назад.

Дрожащей рукой пастор Данлоп прикрыл лицо, и его добрые глаза наполнились слезами.

Грей коснулась его руки.

— Она в порядке. Я переписывалась с ней. Я думаю, она ушла, чтобы избежать худшего. Я тоже надеюсь на лучшее. Вы продолжаете молиться. Вы сохраняете веру.

Потому что некоторые женщины выжили. Некоторым женщинам удалось сбежать. Да, они выжили. И несмотря на отрицание Грей, несмотря на ее нежелание считать себя таковой, она была одной из них, она была выжившей.

Было уже почти одиннадцать, а ресторан «Дулана» еще не открылся. Поэтому Грей вернулась к своей «Камри» и к Олете Адамс, уговаривая ее поехать.

Вернувшись в квартиру Изабель, у бордюров все еще стояли полные мусорные баки, а черный «Шеви Малибу» последней модели был припаркован там, где вчера припарковала ее Грей. Единственное доступное место было около кондоминиума, напротив потрепанного «СААБа» с номерами Аризоны.

Кевин Томпкинс, хороший солдат, вышел через ворота. Сегодня на нем были синие джинсы и масляно-желтая футболка поло. Он оглядел Дон-Лоренцо-драйв и побежал к серому внедорожнику «Хонда», припаркованному за черным «Шеви». Он открыл багажник, вытащил сумку «Таргет» и пошел дальше по кварталу. Он остановился у трех мусорных баков перед очередным домом, где закончилась застройка. Он снова осторожно оглядел улицу, затем открыл крышку среднего мусорного ведра и затолкал сумку глубоко в контейнер.

С невозмутимым видом Кевин Томпкинс зашагал обратно к входным воротам, которые были общими с Изабель Линкольн и его матерью.

— Что же в сумке? — вслух задумалась Грей.

Кровь текла по ее венам, словно газировка. Это не имело отношения к делу Изабель Линкольн, но кому не нравятся загадочные тайны? Она всегда была любопытной девочкой, черной Нэнси Дрю. Может быть, не задающей постоянно вопрос «почему?», но всегда удивляющейся, относившейся ко всему с подозрением, всегда жадной до открытий… Например, «открытий», из серии что мама Твайла и тетя Шарлин были вместе в романтическом смысле этого слова: целовались и обнимались, когда думали, что никого нет рядом. Ей было всегда интересно, почему ее бросили двое людей, которые ее и «создали». Она была подозрительной к каждому человеку, которого она когда-либо встречала, включая Ника, включая ее саму, включая Фэй и Виктора, которые наконец удочерили ее и спасли от системы.

Что же в этой чертовой сумке?

Ее любопытство вынуждало разгадывать эту загадку. Но потом она услышала худший звук в мире. Звук, который возвещал о начале конца, как только вам нужно было что-то вытащить из мусорного ведра, которое вот-вот будет опорожнено. Это звук, который она услышала через несколько кварталов позади себя, взглянув в зеркало заднего вида, она убедилась в своих опасениях: бело-голубой мусоровоз спускается с холма.

Кевин Томпкинс улыбнулся, когда грузовик медленно двинулся по Дон-Лоренцо-драйв.

Что, черт возьми, он выбросил в мусорный бак?

Что бы это ни было, ему нужно, чтобы это исчезло. И теперь он стоял перед входными воротами, ожидая, когда мусоровоз заберет это.

У мусоровоза было еще две остановки, и он завыл, когда его металлический коготь поднял мусорное ведро с обочины.

В сумке не может быть ничего хорошего. Иначе зачем он ждет этот мусоровоз?

Пистолет? Окровавленный нож? Мышьяк? Поддельные долларовые купюры?

Ворота открылись. Миссис Томпкинс в розово-фиолетовом домашнем халате с цветочным рисунком сказала:

— Кевин, если ты не собираешься этого делать…

— Мама, — рявкнул он, отворачиваясь от мусоровоза. — Я сказал тебе…

— И я сказала тебе, — ответила она, погрозив ему пальцем.

— Он сломан, и я скучаю по своему сериалу, потому что ты не хочешь прекращать то, что делаешь.

— Можно отстать от меня на пять минут? Всего пять минут?

Он снова взглянул на мусоровоз.

Тот не двигался. Мусорщики трепались со стариком в комбинезоне.

— Ты ведешь себя как засранец, — пригрозила старушка. — Точно так же, как твой папаша.

Кевин Томпкинс не сдвинулся с места.

— Мальчик, не заставляй меня просить тебя снова.

— Мама.

Он бросил еще один взгляд в сторону грузовика — грузовик снова завели. Отлично.

Он зашел обратно через ворота.

Грей видела, как солдат на секунду помедлил у двери. Мусоровоз был в конце квартала.

Входная дверь миссис Томпкинс захлопнулась. Кевин вошел внутрь.

Грей открыла дверь и прошмыгнула наружу на тротуар. Она выглянула из-за багажника своей машины.

Кевина и его матери на улице уже не было, но починить телевизор — дело недолгое.

Пригнувшись, Грей перебежала от «СААБа» к «Тойоте», от «Вольво» к «Плимуту». Было жарко — около 32 градусов, но отнюдь не нервные перебежки от машины к машине были виноваты в том, что она вся взмокла.

Мусоровоз стоял так близко, что она могла ощущать весь спектр ароматов, исходивших от него. Грузовик подъехал как раз в тот момент, когда Грей углубилась в средний бак для мусора.