Анне Ханкок - Питбуль

Элоиза покачала головой.

— Я здесь одна, и…

— А та женщина, которая была с ним перед вами? Она сидит в коридоре.

— Рут?

— Да, я думаю, она ждет вас.

Рут поднялась со своего места и обняла Элоизу, как мать обнимает ребенка. Этот жест тронул Элоизу, и ей вдруг пришло в голову, что Рут, возможно, больше не о ком заботиться, кроме тех умирающих, кого она встречала на печальном конвейере Патронажной службы. Элоиза взяла ее за руку и отпустила только тогда, когда они уже стояли у больничной койки и смотрели на человека, к которому обе успели привязаться.

— Я рада, что вы успели, — сказала Рут. — Он ждал только вас, я уверена.

— Да, я тоже рада, — сказала Элоиза.

На двери туалета висел черный портплед. Рут расстегнула молнию и достала из него темный костюм, белую рубашку и синий галстук.

Она положила одежду у ног Фишхофа и бережно разгладила ее руками.

— Что это? — спросила Элоиза.

— Это одежда, в которую он попросил его одеть, когда мы приехали сюда. Я ее выстирала еще несколько месяцев назад, чтобы все было готово, а то он очень переживал, что его увидят в больничной одежде. — Рут улыбнулась, вспомнив преувеличенно драматизированную истерию Фишхофа.

Элоиза рассмеялась и расплакалась одновременно.

— Да, могу себе представить.

— Старый ворчун! — Рут улыбнулась. — Но в душе он был таким славным.

— Врач спросила, не хотим ли мы спеть при выносе тела. Что скажете?

— Да, это прекрасная мысль. Можем спеть «Радуйся всегда, когда идешь»? Или «Солнце встает из-за моря»? Она такая красивая, — сказала Рут. — Вы не поможете мне его одеть?

Элоиза вместе с Рут приподняла Фишхофа в сидячее положение, чтобы снять с него махровую больничную рубашку.

— Возьмете сорочку? — спросила Рут, указывая подбородком в ноги Фишхофу.

Элоиза отвернулась и потянулась за сорочкой, а Рут продолжила стягивать с него больничную рубашку.

— После шестичасовой комнаты его перенесут в часовню, — сказала Элоиза, снова оборачиваясь к Рут. — Врач спросила, не пригласить ли священника сказать несколько слов, но я не думаю, что Ян…

Элоиза замерла.

У нее перехватило дыхание, когда она взглянула на мужчину, лежавшего перед ней на постели, и сорочка выпала у нее из рук.

Ее взгляд скользил по шрамам, которые параллельными полосами пересекали его левое плечо — красные, толстые рубцы от рваных ран в тех местах, где зубы питбуля когда-то разорвали кожу.

Волна ужаса поднялась в ее теле и сдавила грудь, вытеснив из легких воздух.

— Нет, — пробормотала она.

Она отшатнулась и ударилась о прикроватный столик, стоявшая на нем ваза с цветами упала на пол.

Рут вздрогнула и подняла глаза.

— Элоиза, вы белая как полотно! — воскликнула она. — Вы в порядке?

Элоиза покачала головой.

Она повернулась и распахнула дверь.

— Хорошо, что ты позвонила! — весело прогремел в трубке голос Шефера. — Я сейчас в Судебно-медицинском, и Опперман вот-вот начнет вскрытие Мазорека as we speak [40] В то время, как мы разговариваем ( англ .). . У того сильно обгорело лицо и большая часть туловища, так что это оказалось немного сложнее, чем я ожидал, но думаю, что мы будем что-то знать уже в следующий…

— Это не он, — сказала Элоиза. Она вышла из раздвижных дверей и пошла через дорогу к Фелледпаркену. Она не знала, куда идет — ей просто нужно было уйти подальше.

— Чего-чего? — протрещало в трубке. — Что ты сказала?

Как в кошмарном сне, Элоиза утратила голос, и слова прозвучали еле слышно.

— Тело в гробу… Это не он. Это не Мазорек.

— Говори погромче. Я не слышу, что ты…

— Он обманул меня. Он обманул нас всех. — Элоиза выронила телефон из руки.

Она сделала несколько шагов, упала на колени и впилась пальцами в траву.

Она быстро, судорожно дышала, а перед глазами у нее плыли фотографии молодых девушек.

Она держала его за руку. Она отпустила ему грехи.

Элоиза обратила лицо к небу.

И закричала.

Дождь лил уже третью неделю подряд, и сейчас он хлестал по лепесткам цветов на кладбище Гростена. Жемчужно-серый гравий влажно блестел на дорожках, а купальня для птиц у соседнего захоронения была полна до краев.

Элоиза смотрела в могилу, возле которой стояла.

Гроб уже опустили на грязное дно, и дождь барабанил по его крышке. Он сиял, как свежеотполированный спорткар, и стоил примерно столько же. Элоиза, не моргнув глазом, оплатила счет у гробовщика, но теперь замечала, что ни гроб, ни роскошная композиция из белых лилий на крышке не утоляли того чувства вины, что горело у нее в груди.

— Это, конечно, звучит странно, ведь я никогда его не встречала, — сказала она, — но… у меня такое ощущение, что я хороню друга.

Шефер кивнул.

— Ему сделали прекрасное надгробие, — сказал он.

Элоиза посмотрела на гранитную глыбу, лежавшую рядом с могилой и готовую к установке.

На ней было написано:

Ян Фишхоф

* 18 января 1951 — † 1 августа 1998

— Мне не удалось получить место рядом с Бьянкой, но теперь они в любом случае ближе друг к другу, чем раньше, и он будет покоиться под своим именем…

Элоиза кивнула сама себе. Волосы у нее намокли, дождь стекал по лицу и попадал в рот.

Шефер вопросительно смотрел на нее, а мимо них по рельсам, тянувшимся вдоль кладбища, пролетал скоростной поезд.

— Исправлять то, что сделал Мазорек, — не твоя обязанность. Ты ведь понимаешь это, да?

Элоиза ничего не ответила.

— Ты не можешь искупить его вину, да и не должна. Ты не сделала ничего плохого.

Элоиза смотрела в могилу.

— Точно нет?

— Точно, — сказал Шефер, — точно нет.

Элоиза ничего не ответила.

Она села на корточки у края ямы и взяла горсть мокрой земли.

Она вытянула руку над могилой и глубоко вздохнула. И бросила землю на гроб.

— Спасибо, что вновь проделал весь этот путь, — сказала Элоиза, когда они подошли к машине Шефера.

— Не за что, — сказал он. — Я подумал, что тебе не стоит проходить через это в одиночку.

Он направил ключ на свою черную «Хонду», и она громко отозвалась двойным гудком.

— Жаль, что мне уже пора ехать домой, но у меня намечено важное свидание.

— Свидание?

— Да. У нас с Конни серебряная свадьба.

Элоиза удивленно улыбнулась.

— У вас сегодня серебряная свадьба?

Шефер кивнул:

— Двадцать пять, как с куста.

Элоиза крепко обняла его.

— Ты счастливчик, — прошептала она ему на ухо.

— Да, это правда.

Он поцеловал ее в щеку. Потом перевел взгляд на черный «Рейндж Ровер», подъезжавший к часовне.

— Я пожму руку твоему главному редактору в другой раз, хорошо?

Элоиза кивнула. Она подождала, пока Шефер сядет в машину и уедет. Затем пошла к Томасу и запрыгнула на пассажирское сиденье.