Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

Эта тема… Этот процесс попадания корабля в бутылку казался мне настолько подобным чуду, настолько захватывал меня, что я решил во что бы то ни стало найти ответ самостоятельно. А в моё время, хочу заметить, это было не так-то просто.

Тогда я ещё не понимал мотивов своего желания узнать ответ и научиться этому волшебству. Волшебству заполнять чем-то прекрасным нечто пустое, некрасивое, напоминающее о запахе спиртного, которым был пронизан весь наш дом и всё моё детство.

Кто-то однажды сказал мне, что сперва бутылку разрезают. И именно таким образом парусник оказывается в итоге внутри. После чего стеклянный разрез спаивают. Это сразу напомнило мне кесарево сечение, только в совершенно обратной его форме. А о кесареве сечении, хочу заметить, я знал с самого детства. Как и о том, что это было чем-то неправильным, возмутительным, чем-то, делающим точно таким же и ребёнка, что изымают из матери.

Да, я знаю, что такое быть чем-то неправильным и возмутительным – совершенно непохожим на то чудо, которое изначально все так ждали. Ведь этим ребёнком оказался я сам.

Я стоял посреди огромного сарая, в котором прежние жильцы на кой-то чёрт содержали идеальный порядок. И теперь, перенеся сюда почти все коробки, оборудование и прочие вещи, которые должны были обеспечивать теперь меня доходом, я, стоя посреди всего этого, ощущал себя незваным гостем, чужаком, захватившим не принадлежавшее ему пространство. Будто сделав это лишь с одной целью: заполнить собою всё, отравить всё своим присутствием и привести к хаосу, где даже чёрт ногу сломит.

А именно так и можно было назвать моё нынешнее положение: чёрт ногу сломит.

Я больше не мог вернуться к преподаванию в школе или в любом другом учебном заведении – к делу, которым я занимался более десяти лет. Не скажу, что меня слишком уж печалила перспектива больше не иметь дело с детьми, которые в большинстве своём были совершенно невыносимы. Но уход от некой закономерности, опоры, стабильности… Порой мне казалось, что это вот-вот собьёт меня если не с ног, то с некоего правильного пути, о котором я ещё не подозревал.

– Брось, чувак! Именно преподавание в школе и общение со всеми этими малолетними балбесами и привело тебя сюда. Именно вся эта хр е нова стабильность и опора заставили тебя теперь стоять посреди коробок и думать о том, как же раньше было хорошо. Хрена с два! Ничего хорошего!..

Прежде у меня не было привычки разговаривать с самим собой, тем более вслух. Раньше мне хватало добровольно-принудительного общения с коллегами, друзьями жены, женой, не говоря уже о непосредственном общении с детьми. Раньше я просто ловил минуты, когда мог побыть один, избавленный от необходимости открывать рот (делать это если только для того, чтобы опустошить очередной стакан чего-нибудь определённо спиртного).

Но теперь… Всё моё общение с людьми, не считая переговоров по электронке с заказчиками, ограничивалось несколькими фразами, брошенными продавцам в продуктовой лавке, да в прачечной – ответным приветствием, принятым в маленьких городках, людей, которых я совершенно не знал. Но которые (и я ненавидел эту необоснованную мысль) наверняка знали меня: знали причину, по которой меня выперли из предыдущего места жительства и работы.

Да, как бы мне не хотелось признаваться, но мне не хватало того, от чего я всегда стремился прежде сбежать – чёртового живого общения. Как не хватало теперь и смысла жить дальше, но это, как мне тогда казалось, была уже совершенно другая история. Через несколько лет я не раз буду вспоминать эти моменты, положившие начало произошедшей со мной катастрофе, и винить во всём именно чёртово одиночество да желание с кем-нибудь поговорить. Пусть даже этот кто-то – соседский ребёнок.

Я едва приступил к распаковке ближайшей ко мне коробки с надписью «Осторожно, здесь чёртово стекло», когда услышал крик. А потом ещё один, после которого наступила тишина, и я было снова вернулся к делам, игнорируя порыв пойти и проверить. Я приподнял коробку всего сантиметров на десять, но этого хватило, чтобы, когда раздался новый крик ещё громче прежнего, она, выпав из моих рук, издала звук, говорящий о том, что «чёртово стекло» всё-таки стало битым.

Но в тот момент, я даже не обратил на это внимание, полностью отдавшись порыву уже не просто пойти и проверить, а прийти на помощь, если потребуется. И непрекращающийся крик говорил о том, в этой помощи кто-то действительно нуждался.

Я выбежал на подъездную дорожку как раз, чтоб увидеть соседского мальчишку, имя которого я сейчас не мог вспомнить, даже если бы захотел – кричал именно он. И в следующую секунду я понял почему: огромное чёрное нечто – зверь! – сбив с ног, повалило его на землю. После чего раздался ещё один крик.

Реагируя так быстро, как только мог, я подбежал к машине и через открытое стекло достал с переднего сиденья биту, которую по счастливой случайности забыл унести в дом вместе с пакетами из супермаркета.

Лишь подбежав ближе, я сумел разглядеть, что огромное чёрное нечто было просто очень большой овчаркой, на которую удар битой мог и вовсе не возыметь никакого эффекта; и которую, признаться честно, мне совершенно не хотелось бить, даже учитывая тот факт, что она угрожала жизни ребёнка. В отличие от многих людей, я не особо выделял эту возрастную категорию. А всем, кто считал иначе, мне так и хотелось сказать: жизнь дерьмо в любом возрасте, ничего не поделаешь, надо привыкать.

Тогда я ещё не знал, что есть вещи, к которым привыкнуть просто невозможно.

Перехватив биту поудобнее, я подбежал наконец к месту, где на земле лежал соседский мальчишка, а огромный пёс нависал над ним. Я замахнулся как раз в тот момент, когда этот ребёнок снова подал голос. Только на этот раз это больше был не крик – мальчишка заливался смехом, потому что этот огромный зверь лизал его лицо.

– Он такой классный! – заявил этот ребёнок, едва увидев меня; улыбаясь и таким тоном, словно это вовсе не он кричал, будто его убивают, ещё минуту назад, – Классный, ведь правда?

– Да-да, умереть-не-встать, – проговорил я саркастичным голосом, дожидаясь, когда же перестанет бешено колотиться сердце, и удивляясь, что мальчишка, ещё минуту назад кричавший от страха, теперь выглядит счастливее всех на свете.

Я протянул руку к псу, чтоб отогнать его и дать мальчишке подняться на ноги, как вдруг позади раздался приглушенный расстоянием почти в сотню метров голос:

– Петти! Петти, ко мне!

И услышав очевидно своё имя, собака мигом бросилась к хозяйке, быстрым шагом направляющейся в нашу сторону.

Мальчишка же продолжая лежать на земле, облокотившись на локти, смотрел этому зверь вслед: не то с сожалением, не то с радостью от пережитого «приключения» – я не мог точно понять. Как и не мог больше тратить на это своё время.